Глава 1.
Билл никогда не чувствовал себя одиноким в своем маленьком уютном мире. Более того, он по определению не мог чувствовать себя таким, потому что действительно любил уединение. Редкое качество для двадцатидвухлетнего парня, но оно присутствовало в нем.
Нельзя сказать, что он был каким-то ужасно некрасивым молодым человеком, просто… Просто, честно говоря, у Билла был отвратительный характер. Просто ужасный.
Видимо, именно поэтому, когда он поступил в колледж, его поселили одного. В комнату, кстати, на двоих. Билл страшно этим гордился.
Билл Каулитц, студент колледжа, молодой человек двадцати двух лет жил один в комнате на двоих и отлично учился. Ему хватало денег, ему не нужно было общение. У него было все, что надо для счастья. Для его счастья.
По вечерам юноша наливал в стакан виски и читал книги. Книги и виски были страстью юноши.
Иногда ему орали вслед:
-Билл – яйцеголовый!
Но молодой человек не обращал внимание на необразованных бездарей, и вскоре им надоедало тащиться за ним, выкрикивая ругательства. И его вновь оставляли в покое.
Все было бы идеально… В том случае, если бы у Билла не было одной, но очень постыдной тайны.
В свои двадцать два года он все еще был девственником. Да что там, стыдно сказать: он даже ни разу не целовался. Иногда это наваливалось на него, он впадал в отчаяние и напивался. Впрочем, отчаяние нападало на него редко, а, напившись, юноша не дебоширил, а тихонько засыпал.
В общем, жил себе парень спокойно. Пока не свершилось ЭТО.
*
ЭТО звали Томом, и оно училось на втором курсе колледжа.
Тому было девятнадцать, и он дружил со всеми. Вообще. Казалось, он знает всех и вся. Он и с Биллом познакомиться пытался, да только потерпел сокрушительную неудачу. Билл только посмотрел на него презрительно и отвернулся, фыркнув.
-Ну и ладно, - засмеялся тогда Этот Ужасный Том, - всё равно еще познакомимся!
И ведь прав оказался, гаденыш! Даже слишком прав.
Потому что, когда первого сентября Билл приехал в колледж и зашел в свою комнату, он ее практически не узнал. На стенах висели какие-то ужасные черные морды, по всей комнате валялись носки, а книги были разбросаны по полу. Билл собирался уже упасть в обморок от такого пренебрежения, когда в нем проснулась дикая злоба.
-О, привет! – услышал он сзади и резко повернулся, сверкая глазами. За спиной стоял Этот Ужасный Том и зубоскалил.
-КАКОГО ЧЕРТА? – заорал Билл громко и выразительно.
-Что?
-КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ?
-Ну, вообще-то, теперь я тут живу, -ухмыльнулся проклятый мальчишка и сел на кровать. На одну-единственную в комнате кровать.
-Какого хрена? – уставился на него темноволосый парень.
-Ну, понимаешь, наш блок ремонтируют… Всех расселили. Думаешь, я счастлив осознавать, что живу с самым яйцеголовым парнем в колледже?
-Я НЕ ЯЙЦЕГОЛОВЫЙ!!! – взревел Билл. А потом понял, что орет.
Орать он себе практически не позволял. В основном юноша говорил спокойно, не давая сбить себя с толку.
-Слушай, как тебя, Билл… Я уже перевез все свои вещи, и было бы прекрасно, если бы ты помог мне сложить их в шкафы. Кстати, тут всего одна кровать.
-Я заметил.
-Я потом перевезу еще одну, но пока придется спать на этой.
-Нет.
-Что нет?
-Тебе не придется спать на этой. Это – моя кровать. Ты будешь спать на кресле.
-Ужасно, - скривился Том и принялся распаковывать чемодан. Билл же улегся на кровать и вцепился в книжку.
И совсем неважно, что он пытался читать ее вверх ногами.

*

Обычно Билл Каулитц спал очень плохо. Он мог всю ночь ворочаться с боку на бок, пялиться в потолок, считать овец… Не помогало ничего.
А теперь еще этот Том! Билл вообще смутно представлял себе, каково это – жить с кем-то младше себя в одной комнате.
-Спокойной ночи, - крикнул с кресла ему Том перед тем, как уснуть.
-Бгрхм, - ответил Билл, зарываясь в одеяло. Тепло. Где-то в душе.
Мальчишка уснул быстро. Кажется, не прошло и пяти минут, как он начал сопеть.
Биллу вдруг стало любопытно. Он встал с кровати и подошел к Тому. Сел около кровати.
Вот как, оказывается, выглядит спокойно спящий человек? Такой… Мирный.
Биллу даже захотелось потрогать Тома, чтобы убедиться, что это прилипала, которого он сам зовет Этот Ужасный Том… Настолько этот Том, спящий, был непохож на обычного непоседу.
Но тут мальчишка чихнул во сне, и Билл быстро уполз на свою кровать.
Укутался в одеяло.
И под мерное сопение Тома неожиданно быстро уснул.

Глава 3.
Ресторанчик, что находился недалеко от колледжа, был прекрасным местом для таких людей, как Билл. Там можно было вкусно и недорого пообедать и при этом, в отличие от кафе, здесь не толкалась толпа студентов, ищущих место, где можно было присесть, поэтому Билл мог насладиться чашечкой кофе и книгой.
Итак, Билл, как и обычно, зашел в свой любимый ресторанчик и, как обычно, заказал салат, небольшой кусок мяса и кофе с пирожным на десерт. Съев салат и мясо, молодой человек вытащил недавно приобретенную книгу и подвинул к себе кофе.
День, начавшийся по меньшей мере плохо, продолжался на удивление спокойно. Билл получил сегодня высшую оценку по истории искусств и не уснул на нуднейшей лекции по философии.
-Привет! – кто-то сел за его столик и бесцеремонно схватил его пирожное. Билл поднял глаза и увидел Этого Ужасного Тома.
-Ты теперь всегда будешь помогать мне с едой? – спокойно спросил он, глядя, как его десерт исчезает в желудке мальчишки.
-А что, надо? – просиял тот.
-НЕТ! – рявкнул Билл и отгородился от парня книгой.
Тот намека не понял и выхватил книгу. Грязными руками. Темноволосый юноша лишь вздохнул и отхлебнул кофе.
-Ты что-то хотел или тебе просто нравится нарушать мое спокойствие?
-Слушай, сегодня вечеринка у Анджелины… Ты не хотел бы сходить?
-Нет.
-Нет?
-Да… То есть, нет. Нет, я не хотел бы туда сходить.
-Почему?
-Потому что мне плевать на всех Анджелин, вместе взятых! Я люблю вечера проводить дома.
-И напиваться.
-Я никогда не напиваюсь.
-Ну пойдем…
-Слушай, парень, мне кажется, что ты меня не понял… Я НЕ пойду на вечеринку. И впредь ты можешь оставить такие идиотские предложения для своих кретинов-дружков. Мне надо подготовиться к завтрашним занятиям. Я НЕ люблю тусовки.
-Да ладно. Ты просто там не был. Тебя никогда не приглашали.
-Отвали.
-Значит, я прав, - победоносно заключил Том и сложил руки на груди, ожидая какого-то ответа.
Билл поднялся, забрал книгу, лежащую теперь на коленях у мальчишки, отряхнул ее и положил в сумку.
-Не твоего скудного ума дело, - прошипел он на прощание, - а если ты вернешься позже положенного времени, то, будь уверен, я нажалуюсь коменданту.
-Билл! Эй, Билл, не будь задницей! Я, может, задержусь! На час… Или на два…
-Нет. Если ты опоздаешь, я расскажу.
-Зачем? Ты стукач?
-Да, я стукач, задница и неудачник. Том, мне нравится жить одному, и я сделаю все, чтобы тебя выселили из МОЕЙ комнаты. Понимаешь?
-Как уж тут не понять? – буркнул невыносимый мальчишка, развернулся и пошел в противоположную сторону. К своим кретинам-друзьям.
А Билл, вздохнув спокойно, пошел домой. Надо заметить, что он находился сейчас в самом замечательно расположении духа.
*
По правилам, студенты должны были приходить не позже полуночи. Сейчас была половина двенадцатого. Билл считал минуты. Пил виски и считал минуты. Если крысеныш опоздает хоть на минуту – видит Бог, Каулитц не будет молчать, ему не нужен какой-то маленький излишне общительный стервятник, старательно сжирающий его еду.
Итак, Билл потягивал виски и посматривал на часы. На коленях у него лежала книга, которую он не читал уже… Примерно минут двадцать.
Тишина давила на уши. Вздохнув, юноша поднялся и включил музыкальный центр.
Just one year of love
Is better than a life-time alone…
One sentimental moment in your arms
Is like a shooting star
Right through my heart…
Билл слушал эту красивую музыку и тихонько мурлыкал себе под нос слова. Алкоголь действовал расслабляющее, а музыка вводила в состояние эйфории. Тело было предельно расслаблено, мозг отказывался думать.
Он уже почти уснул, когда дверь с грохотом открылась. В прихожую ввалился Том, грязный и какой-то… Ужасно побитый.
Закрыл дверь, поплелся в ванную. Не говоря ни слова.
«Странно», - расслабленно подумал Билл, сделав еще один глоток и продолжая петь себе под нос, словно ничего не случилось.
Через десять минут Том все еще не вышел из ванной. И вообще, вел себя подозрительно тихо.
-Том! – крикнул зачем-то Билл, - эй, парень!
Он не собирался подниматься со своего теплого кресла, чтобы посмотреть, что там случилось.
Не собирался.
Он не пойдет.
Абсолютно точно.
Иначе мальчишка сядет ему на голову.
Но… Вот незадача… Очень захотелось в туалет. Биллу пришлось идти.
-Том, - заколотил он в дверь, - если ты не откроешь, я обмочу твою кровать.
Молчание.
Билл повернул ручку. Дверь была открыта. А Том лежал на полу ванной комнаты.
Каким бы необщительным и угрюмым человеком ни был наш герой, а лежащего на полу ЕГО ванной человека он в беде не оставит.
Поэтому Билл осторожно перевернул мальчишку, пощупал пульс. Сердце билось ровно, спокойно.
-Ну и слава Богу, - сказал сам себе юноша и пошел за нашатырем.
*
-Какой-то мерзавец хотел отобрать у меня кошелек, представляешь? – стрекотал Том, - конечно, я не отдал ему. Ну, он и начал меня бить.
-Идиот, - буркнул темноволосый парень, - он мог убить тебя.
-Не убил же, - улыбнулся мальчишка, - налей и мне, - он указал взглядом на бутылку, стоящую на столе.
-Еще чего. Во-первых, это слишком дорогой напиток, чтобы тратить его на тебя. Во-вторых, ты еще мал. В-третьих, иди спать.
-Я не хочу спать!
-Хочешь.
Странно, но Том почему-то послушал. Спокойно взял свое одеяло и улегся в свое кресло. Наверное, действительно хотел спать. А спорил для проформы.
-Спокойной ночи, - мягко проговорил Этот Ужасный Том и Билл подавился виски.
-Бгрдх, - ответил он и начал судорожно кашлять.
*
И снова тихое сопение, спокойное лицо. И растянутые в улыбке губы.
«Наверное, вспоминает что-то приятное», - решил Билл и улегся в кровать. И снова быстро уснул.

Глава 5.
Голова болела нещадно. Практически разваливалась на куски. Как будто кто-то сдавил обручем. Словно… Словно в этой самой голове запускали тысячи фейерверков, и они носились в черепной коробке.
Боль была по-настоящему адской. Билл попытался открыть глаза. Потерпел сокрушительную неудачу. Тихонько застонал, массируя виски. Не помогало.
С Томовой стороны раздался ужасающий грохот. Парни жили бок о бок уже месяц, и каждый день начинался с того, что Билл будил Тома, ругался из-за того, что тот храпит, шел в душ, ел отвратительные бутерброды с джемом, запивал их не менее отвратительным чаем и выкуривал две сигареты. За это время они с Томом успевали так надоесть друг другу, что были искренне счастливы разойтись каждый в свою сторону.
По вечерам они снова встречались в комнате, Том канючил у Билла спиртное, тот вяло огрызался. Затем оба ложились спать. Жизнь текла своим чередом. Жизнь. Чья-то чужая, не Билла, а другого человека. Он не хотел этого всего. Том действительно мешал ему, надоедал, доставал, убивал своей тупизной. Расстреливал в упор «гениальными» идеями. Душил желанием облапать жирными руками Биллову книгу. Терзал нежеланием делать что-либо по дому.
И вот сегодня распорядок дня нарушился. Билл просто не мог подняться, чтобы по новой традиции пнуть своего соседа по комнате. Не было сил даже поднять веки, не то, что вставать. Хотелось, чтобы кто-то добрый убил его сию же секунду.
Еще этот храп! Он отдавался в черепной коробке новыми витками страшной боли.
Билл застонал погромче. Храп прекратился.
-Билл, - позвал его хриплый голос, - эй, что с тобой?
-Голова… Болит, - прошипел тот, все еще массируя виски.
-А я говорил тебе, говорил, что не стоит столько пить. Ты меня хоть раз послушал? Хотя бы один – разъединственный раз?
-Идиот… Мигрень у меня. И говори потише. Не визжи.
-Я не визжу.
-Как электропила.
-Ты лжешь.
-Или заткнись, или проваливай.
Молчание. Какое-то шуршание, бряцанье, шипение. Потом чья-то рука (очевидно, Этого Ужасного Тома) приподняла его за майку и усадила на кровати.
-Глаза открой.
-Больно.
-Тогда руки вытяни.
Билл послушался.
-Осторожно только, за ручку берись. Горячий.
-Кто горячий?
-Я горячий.
-Идиот. И извращенец. Я пригрел на груди змееныша.
-Сам ты идиот. Чай горячий. Осторожно бери, не обожгись.
-Отвали.
-Кружку бери.
-Отвали, - просипел Билл, но кружку принял.
-А теперь пей.
-Не желаю пить твой ср*ный чай. Проваливай на занятия. Пары скоро начнутся. Ты проспал, дубина.
-Я, кстати, кровать сломал.
-Поздравляю тебя с этим, - язвительно ответил Билл, отхлебывая чай. Горячий чай. Очень горячий чай. Аж язык обжег.
Но, вот ведь странность, теперь он даже смог открыть глаза. Боль сдавала позиции. Потихоньку, но отступала. Теперь юноша мог видеть счастливое лицо мальчишки, его сияющие глаза и широкую улыбку.
-Где мне теперь спать?
-На кресле.
-Мы его выбросили.
-Тогда тебе придется спать на полу.
-Я простыну и сдохну.
-Тем скорее освободишь мою комнату.
Том горестно вздохнул, но не убежал, как всегда это делал. А сел еще ближе, подоткнул одеяло Билла.
-Даже не пробуй подлизываться.
-И не собираюсь. И чего ты такой нервный?
-Так о ком ты думаешь в дУше?
-О порноактерах. Почему ты никогда не ходишь со мной на тусовки?
-Почему ты иногда стонешь во сне?
Том смешался. Покраснел. Отодвинулся подальше. Билл, ухмыляясь, продолжил пить свой чай.
-Чертов извращенец, - буркнул Том, копаясь в карманах. Наконец он нашел то, что искал. Сигареты. Кажется, свои.
Прикурился.
Билл нахмурился и угрожающе посмотрел на Тома.
-Ой, только не заводи свою песню о том, что мы курим около окна.
-Я тоже сегодня не курил. Так что дай и мне сигарету, - потребовал темноволосый молодой человек и протянул руку.
Том только вздохнул.
*
Оставшийся день решили провести дома, поедая пиццу и запивая ее кока-колой. Том все рассказывал что-то, не замолкал ни на минуту, а Билл слушал его с каменным выражением лица. Он никогда ничего не рассказывал о себе, а на любые вопросы Тома задавал свои, настолько гадкие, что юноша тушевался и забывал о своем любопытстве, пытаясь найти ответ на вопрос, заданный старшим товарищем.
-Зачем ты рассказываешь мне все это? – поинтересовался Билл, съедая четвертый кусок пиццы. В его глазах, наконец, появилась заинтересованность.
-Не можем же мы оба круглые сутки молчать, - сразу нашел ответ мальчишка и посмотрел на Каулитца победоносно.
-Сколько девушек у тебя было?
-Не знаю. Около пятнадцати, наверное.
-Они все отсасывали тебе?
Том в очередной раз стушевался, тогда как Билл, увидев румянец на щеках собеседника, удовлетворенно улыбнулся и встал. Голова закружилась, и юноша чуть не упал.
-Наверное, я лучше полежу.
-Я тоже хочу полежать, - заметил Том и уставился на Билла.
-Что уж с тобой делать, - вздохнул тот и откинул одеяло.
*
Билл проснулся после шести. Проснулся от того, что ему было ужасно жарко. И тяжело. И мокро. Он огляделся вокруг и обнаружил, что мерзкий мальчишка вместо того, чтобы спать где-нибудь на самом краю кровати, стыдливо поджав ноги, развалился практически на нем, обнимая рукой и ногой. И половиной тела.
Мальчик не храпел, как обычно, а тихонько сопел. И выглядел беззащитным, тихим и непривычно спокойным.
-Ну хватит, - громко сказал Билл, минут пять полюбовавшись открывшейся ему картиной, - прилип, как влюбленный, - фыркнул он и сбросил с себя Тома. Тот просто перевернулся на другой бок, обнял одеяло и продолжил спать.
-Что за патологическая надобность обниматься? – фыркнул Каулитц и пошел в душ

Глава 7.
На улице было пасмурно. Весь день то начинался, то прекращался противный мелкий дождик. Вставать не хотелось, да и не надо было – воскресенье. Билл лежал в постели, изредка потягивался и буравил взглядом потолок. Страшно хотелось курить, но дойти до подоконника было лень, так что приходилось терпеть.
Иногда ему казалось, что совсем скоро наступит тот момент, когда он убьет Тома, сомкнет руки на тощей шее и будет душить до тех пор, пока глаза из орбит не вывалятся, язык не посинеет и не завоняет мочой.
Мальчишка был навязчив до зубной боли. Казалось, от него нет спасения. Три месяца подряд, каждый день, каждый Божий день, вне зависимости от погоды и политической обстановки, Биллу надоедал его сосед Том, доверяя все самое сокровенное. Да что там, все самое сокровенное! Все… Абсолютно все.
Иногда хотелось подойти к стене и удариться в нее головой.
-Билл! – дверь в комнату открылась, и влетел его ежедневный кошмар, - как дела?
Каулитц хотел было притвориться, что спит, да не успел вовремя закрыть глаза. Том уже увидел, что он просто нежится в постели. Какое досадное недоразумение. Естественно, Том должен был это исправить!
-Так как дела?
-Уже плохо.
-А у меня хорошо! Очень даже хорошо, очень даже хорошо, - завыл мальчишка, прыгая вокруг кровати Билла. Каулитц вздохнул и выбрался из-под одеяла. Побрел в ванную. Захлопнул дверь перед носом мальчишки и начал умываться.
-Представляешь, я предложил Эвану сходить со мной… Ну, прогуляться, скажем, до клуба. Или до кино. Или до ресторана. И знаешь, что? Знаешь? – стрекотал из-за закрытой двери Том, - он согласился! Он сказал, что пойдет со мной, куда угодно! Представляешь?
-Идиот, - сказал Билл своему отражению, - он совсем не похож на парня, который будет счастлив проводить с тобой время.
Том молчал. Конечно, он услышал каждое слово соседа и теперь обдумывал сказанное.
-Почему бы и нет?
-Потому что такие кретины, как Эван по определению не могут быть геями.
-Тебе-то откуда знать?
-Надо мной часто насмехались. И мужчины, и женщины. Ты не думаешь, что это твои друзья-кретины захотели проверить тебя?
-Нет, - возмущенно засверкал глазами Том, когда Билл вышел.
-Значит, ты такой же кретин, как и они. Я был высшего мнения о твоих умственных способностях.
-Билл, что мне надеть? Что может понравиться Эвану? Билл! Ты что, меня не слушаешь?
Каулитц уселся в кресло, налил вина, купленного сегодня к обеду и уставился в книгу.
-Думаю, я пойду во всем белом.
«Еще в фату замотайся», - фыркнул про себя Билл. Где он остановился? А… Точно.
«Смотрите, учу я вас о сверхчеловеке…»
-Билл, ну как ты думаешь? Тебе нравится? Билл! Эй!
«Сверхчеловек – смысл жизни…»
-Каулитц, ну посмотри же ты на меня!
«Пусть же ваша воля говорит…»
-Билл! – Том потряс его за плечо, другой рукой вырывая книгу. Эта привычка раздражала чуть ли не больше всех остальных. Вместе взятых.
-Как тебе то, как я выгляжу? – повертелся перед зеркалом Том.
-Как обычно, - пожал плечами Билл, - отдай книгу. Я не дочитал еще.
-Нет, не отдам! Не отдам! – начал дурачиться Том.
-Ну и ладно. Все равно не люблю Ницше.
-Почему?
-Потому что, в отличие от восторженных его фанатов, не рассматриваю эту книгу с точки зрения художественной ценности, но смотрю на нее именно через призму этой религии, пророком которой был Заратустра. Смею тебя уверить, Заратустра не учил никого о сверхчеловеке. И уж точно он не мог сказать, что Бог мертв.
-Ясно…
-Ничего тебе не ясно, - ухмыльнулся Билл и пересел на подоконник. Достал сигарету, с удовольствием подкурился.
-Слишком много куришь.
-Слишком много разговариваешь.
-До вечера.
-Не позже двенадцати, или я сдам тебя коменданту!
*
Билл ворочался с боку на бок. Уснуть не получалось. Все было, как прежде, когда спать вроде бы хотелось, но сон не шел, убегал от него, а сам Билл находился где-то на грани забытия и реальности.
В комнате было отвратительно тихо. Только часы тикали на стене.
Тик. Тик. Тик.
Они отбивали секунды, которые складывались в минуты. Минуты преобразовывались в часы.
Десять. Четверть одиннадцатого. Половина одиннадцатого. Одиннадцать. Четверть двенадцатого. Половина двенадцатого.
В это время Том обычно уже приходил. Приходил, ложился и начинал сопеть. И Билл засыпал под это его сопение. Иногда сразу, иногда еще рассматривал спокойного Тома.
Он включил телевизор. Показывали какой-то идиотский сериал, но он стал смотреть его, пытаясь вникнуть в суть. Вникнуть не получалось, сути в сериале вообще не было. Но просмотр откровенного бреда расслаблял.
Минут через десять Билл начал что-то понимать. Налил себе вина, осушил бокал и снова уставился в телевизор.
-Алессия, твоя подруга изменяет тебе с твоим мужем. Бросай обоих, - буркнул юноша, закуривая сигарету, - и вообще, зачем тебе этот твой муж? Он же страшный, как война. Вон, садовник в тебя влюблен. Посмотри, какие у него накачанные мускулистые руки, какой загар, какие губы… Нет, ты определенно дура, Алессия.
Около двери раздался смешок.
-Я так и знал, что что-то в тебе не то. А ты, оказывается, сериалы по ночам смотришь и сам с собой разговариваешь, - смеясь проговорил Том, отлепляясь от двери (прятался, мерзавец!) и подходя к окну. Билл бросил глаза на часы. Без десяти минут два.
-Собирай свои вещи, - спокойно произнес он, стараясь не отвлекаться от экрана, - ты задержался почти на два часа.
-Ох, Билл, успокойся. Ты же все равно не спишь. А с комендантом я уже поговорил, - победоносно ответил отвратительный мальчишка и закурил.
Мерзавец! Ему что, теперь можно приходить в любое время?
Каулитц выключил телевизор, затушил сигарету и забрался в постель. Его трясло от гнева.
-Хочешь, я расскажу тебе, как все прошло?
-Уволь меня от всего этого, - скрипнул зубами Билл, закрыв глаза.
-Ты оказался не прав. Эван действительно очарован мной. И как он целуется, Билл… такое впечатление, что он был готов меня сожрать. Не могу сказать, что мне это не понравилось. Это был прекрасный вечер, представляешь? Просто замечательный. А потом, после кино – а, да, я же не сказал, мы ходили в кино – мы пошли к нему. Он предложил мне вина, мы долго сидели за столом и смотрели друг другу в глаза… Так романтично… правда, вино было какое-то паршивое. Кисловатое.
-Потому что ты привык пить сладкое, идиот.
-Полумрак, тихая музыка… И мы только вдвоем. Эй, Билл, можно я полежу с тобой?
-Нет.
Том затушил свою сигарету, разделся до боксеров и улегся рядом с Каулитцем.
-Проваливай, - зашипел Билл, заматываясь в свое одеяло, как в кокон.
-Я просто замерз, а мне еще столько всего тебе надо рассказать! Не веди себя так, как будто ты ревнуешь меня, - рассмеялся Том.
Билл заскрипел зубами, отпустил один край одеяла и отодвинулся от отвратительного мальчишки подальше.
-Да ладно тебе, Билли, - расхохотался тот, - никто не собирается покушаться на твою гетеросексуальную задницу. Лучше расслабься и послушай меня.
-Том, слушай, мне правда неинтересно.
-Но ты слушаешь.
-Я сплю.
-Так вот…
-Хрррр.
-Отвратительный гадкий мерзавец, - пробормотал Том, тряся Билла за плечо. Тот дернулся и продолжил делать вид, что спит, - я буду спать с тобой. И как только ты проснешься, я сразу же расскажу тебе обо всем, что произошло сегодня вечером.
«Господи, - проскулил про себя Билл, - за что мне достался соседом озабоченный подросток-гей? Да и еще и такой разговорчивый?».
Том подтянул себе еще немного одеяла и быстро уснул. Как всегда. Тихое теплое дыхание рядом, жар человеческого тела… И запах чего-то детски-наивного.
Как обычно, Билл и не заметил, как уснул.

Улыбаться что-то не тянуло. Хотя можно было.
Потому что Билл проснулся практически обмотанный Томом. Мальчишка был повсюду: лежал на нем, вцепившись, как осьминог. Довольно комичная ситуация, в особенности если учесть, что что-то твердое очень недвусмысленно упиралось Биллу в ногу.
Тут бы улыбнуться и сделать вид, что ничего не произошло.
Но улыбаться что-то не тянуло.
Билл попробовал выползти из-под мерзкого мальчишки. Ничего не вышло. Не получилось даже пошевелить рукой.
К тому же Том страшно храпел. Прямо в ухо Каулитцу. Этого оказалось достаточно, чтобы юноша оказался практически на грани истерики.
-ТОМ!!! – заорал он, постаравшись набрать побольше воздуха в легкие. Не вышло. Получился какой-то интимный шепот. Интимный яростный шепот. Это Билл знал, что шепот был именно яростный. Тому он, очевидно, показался возбуждающим, потому что мальчишка двинул бедрами.
О. Черт.
«Спокойно, Билл. Это всего лишь спящий мальчишка, который трется о твою ногу… Всего лишь спящий мальчишка»…
-ТОМ! – получилось уже более внятно, но все еще тихо. Юноша набрал в легкие максимально количество воздуха и завизжал:
-ТОМ!!!
Мальчишка вздрогнул и скатился с него. Теперь он сидел и испуганно щурился.
-Что? Семь утра, Билл, - зевнул он, придя немного в себя и посмотрев на часы.
-Ты… Ты… Ты… Фу, какой ужас! …! …! Твою мать!
-Да что случилось?
Вместо ответа Билл указывал пальцем на свою ногу, открывал и закрывал рот и делал странные телодвижения.
-Ничего не понимаю, - пробурчал Том, - но, видимо, раз ты разбудил меня, тебе не терпится послушать, как я вчера провел вечер.
«О, Боже, сейчас он начнет говорить!!!»
-Ты тыкался в меня! – выпалил Билл на одном дыхании.
-Тыкался? Что это значит?
-Ну… У тебя стоял, ты на мне лежал… Весь, целиком, забрался на меня. Потом я попросил тебя слезть, а ты начал своим… эээ, тереться об меня! Фу! Ужас! Бэ! – Билл скорчил лицо, как будто его прямо сейчас стошнит.
-Ничего ужасного, - скрестил руки на груди Том, - я вполне обычный девятнадцатилетний парень. Гей. Спал на тебе… Э-э-э… Ну, я думаю, что это нормально.
-Ты больше не будешь спать со мной в одной постели.
-Это из-за того, что я гей? – напрягся Том.
-ЭТО ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ТЫ В МЕНЯ ТЫКАЛСЯ! – завизжал Билл.
-Слушай, ну этого больше не повторится. Правда. Честное слово. Клянусь.
-Ты опять залезешь на меня во сне.
-Я не спал, когда залез на тебя. Мне холодно было. Билл! Ну позволь мне хотя бы сейчас никуда не уходить…
-Э-э-э… Может быть… Тебе надо сходить в ванную?
-Что? Ах, это?.. Да нет, ты когда завизжал, все прошло. Не беспокойся. Во всем виновата вчерашняя ночь.
«Черт, - подумал несчастный мозг Билла, - сколько мне ЕЩЕ терпеть?».
*
-Так и вот… На чем я остановился? Ах, да… Мы сидим у него… Тихая медленная музыка и мы – только вдвоем. Никаких забот. Никаких проблем. Представляешь? И он целует меня, и такое впечатление, что он сейчас просто сожрет меня… Представляешь?
-Смутно.
-Может, тебе показать?
-Обойдусь. Налей мне чаю, - Том исполнил просьбу и продолжил повествование. Билл подумал, что лучше бы он позволил Тому продемонстрировать поцелуй. Все интересней, чем слушать мальчишку.
-И вот… Он снимает футболку, расстегивает джинсы… О, Билл, такого замечательного минета я еще никому не делал!
Каулитц подавился.
«Все-таки хорошо, что я не позволил ему поцеловать себя», - радовался он про себя. И ничего не говорил.
-Представляешь, он сказал, что это был лучший минет в его жизни!
-Меня сейчас стошнит, - с кислой миной поведал Билл и закурил. Том сиял. Вообще-то у Каулитца просто не укладывалось в голове, как это Этот Ужасный Том может быть в пассивной роли.
-Понравилось отсасывать? – взял он себя в руки.
-Очень, - признался мальчишка, и Билл закашлялся.
-А потом?
-Что потом?
-Ну, ты ему отсосал… И…
-А… Потом я пошел домой, - самодовольно ответил Том.
И ушел спать, оставив Билла в растерянности сидеть на подоконнике и давиться сигаретным дымом.

Глава 9.
Когда Билл проснулся, никого рядом не было. Отчего-то трещала голова и болели кости.
Том почему-то не храпел на своей кровати, зато из ванной доносились звуки чьего-то ужасного пения. Билл поморщился и потянулся. Потянулся и поморщился. Встал.
Побродил по комнате. Приготовил завтрак и снова побродил по комнате.
Том все не выходил из ванной.
-Ты там утоп, что ли? – проорал Билл, чувствуя, что скоро с ним случится неприятность, если маленькая гадина не вылезет.
Гадина вылезать не желала. Только петь начала еще задушевнее.
Билл выкурил сигарету. Посмотрел в окно. Почитал газету.
Гадина перестала петь, но воду еще не закрыла.
-Том, твою мать!
Том-твою-мать не отвечал. Вообще.
«Может, он там поскользнулся и разбил-таки свою тупую голову?» - с надеждой подумал Билл и подошел к двери в ванную. Глубоко вздохнув, открыл дверь. Вошел. Поднял глаза.
Тут же покраснел, глаза опустил, вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Плотно. Чтобы, не дай Бог, не открылась.
Потому что там, в ванной комнате, Том занимался ничем иным, как самоудовлетворением. И, кажется, даже совсем не смутился, когда к нему так по-хозяйски вломился Билл.
Через пять минут мальчишка вышел из душа и, как ни в чем ни бывало, принялся поглощать завтрак. Билл посмотрел на него и залюбовался: щечки румяные, глаза блестят, на устах играет улыбка. Каулитц любовался бы куда дольше, если бы не вспоминал каждую секунду, ЧЕМ мальчишка только что занимался.
Странно, но это не вызывало отвращения. Наоборот, это казалось таким… Правильным… И эта его закушенная губа, прикрытые глаза, рука, скользящая по члену вверх и вниз, неровное дыхание, пот, выступивший на лбу…
-Билл… Эй, Билл, - Том потрепал его по плечу, - ты что, завис?
…и открывшиеся глаза, подернутые дымкой удовольствия. В них нет удивления, испуга или попытки сбежать. Том не прятал взгляд, не пытался прикрыться. Все те доли секунды, что Билл стоял в ванной, тупо пялясь на него, мальчишка не прекращал др*чить. Смотрел на него своими карими раскосыми слегка глазами, дышал неровно.
-Билл! Алло! Да что с тобой? Никогда не видел прежде голых мальчиков?
Билл пробурчал что-то и вспомнил, что он еще не ходил в туалет и скоро его мочевой пузырь просто лопнет.
-Извини, мне в туалет надо.
Том рассмеялся чему-то своему, схватил сумку и ушел.
*
Это совершенно, абсолютно ненормально, что он теперь не может не думать о своем голом соседе. О соседе, который так… Посмел поступить с их ванной… Осквернить ее, можно сказать!
Не то, чтобы Билл и сам никогда не осквернял ее, но он делал это как-то суетливо, торопливо и стесняясь. Том же откровенно наслаждался процессом, любил себя, по-настоящему ласкал.
Билл никогда не смог бы спокойно после всего смотреть Тому в глаза. А мальчишке все равно! Словно его каждый день застают в душе во время того, как он ласкает себя!
Билл едва отсидел занятия. Он больше не хотел думать обо всем этом. Ему хотелось домой. Ему хотелось спать. Ему хотелось срочно забыть обо всем.
Черт, ему хотелось увидеть это все снова.
*
-Билл, ты дома? – крикнул Том, заходя домой и на ходу скидывая кеды.
-Да! – ответил Каулитц из кухни, - ты будешь вино? Я приготовил спагетти!
-Он еще спрашивает, - пробурчал Том и расплылся в улыбке, - конечно, буду!
Мальчишка влетел на кухню, схватил со стола сигареты и подбежал к подоконнику. Закурил, помахал рукой, рассеивая клубы дыма.
-Ты же не готовишь…
-Я не готовлю? – Билл выглядел потрясенным, - да я прекрасно готовлю.
-Помню я твои тосты!
-Я не предлагал тебе есть их. Мне они нравятся, - отрезал Билл и снял сковородку с чем-то вкусно пахнущим с плиты, - мой руки и садись, - скомандовал он. Том хотел было докурить, но Билл швырнул в него мокрым полотенцем, и мальчишка, кажется, передумал.
*
-Слушай, ты тааак готовишь! – восхитился Том, накладывая себе вторую порцию спагетти и подливая вина, -какого черта мы заказываем все в ресторанах?
-То есть, ты хочешь, чтобы я стал твоим личным поваром? – со спокойной улыбкой поинтересовался Билл и допил свое вино.
-Нет… Ну…. Просто…
-Если ты будешь убирать, я буду готовить, - выдал Каулитц. Том лишь вздохнул.
-Нечестно!
-Что нечестно?
-Мне убирать весь этот свинарник, а тебе только готовить.
Билл приподнял бровь:
-Не я этот свинарник устроил. Это раз. И второе: Том, ты только представь, СКОЛЬКО ты ешь. Мне придется стоять у плиты практически все свободное время.
-Согласен, - быстро согласился Том и снова потянулся к бутылке. Билл заметил, но не стал отбирать. В конце концов, пусть приучается к хорошему алкоголю. Юноша по себе знал, что, если сначала пьешь вкусные вина, мартини или даже виски – на банальщину, вроде пива или коктейлей желания не остается.
-Хорошо. Тогда твоя обязанность сегодня – вымыть посуду, - сказал Билл и встал из-за стола, - я, пожалуй, прогуляюсь до парка. Это не значит, Том, что тебе надо туда обязательно притащиться и потревожить меня, ясно?
-Когда это я тебя тревожил?
-Боже, да мне кажется, что ты везде, куда бы я ни сунулся.
-Наверное, судьба, - философски изрек Том.
-К черту такую судьбу, - поморщился Каулитц, взял книгу и пошел в парк.
Билл шел по осеннему парку, жмурил глаза, улыбался природе, вдыхал запахи опавших листьев и вспоминал минувшее.
Вспоминал, как гулял с сестрой по такому же осеннему парку, держал ее за руку, а ладошка была горячей и слегка влажной. Как девочка хохотала, когда он рассказывал ей что-то, как грустила, глядя на падающие листья, как носилась вокруг него, прося почитать книгу.
Билл хохотал в ответ, сжимал горячую ладошку, говорил, что весной деревья снова оденут свои зеленые платья, смотрел на нее озорно и отказывался читать «Гарри Поттера», которого ей подарили на день рождения.
-Билл, Билл, ну пожалуйста, - клянчила она, когда он садился на скамейку, - пожалуйста!!! – преданно заглядывала мальчику в глаза, хлопала в ладоши, ерзала на слишком большой для нее скамье.
-Хорошо, - отвечал он, а в глазах играли чертики, - только если ты сегодня помоешь посуду за собой.
-Билл, так нечестно, - огорчалась девочка, но устраивалась поудобнее и клала голову на плечо брата.
Билл был на 6 лет старше Марго. Это не мешало ему нежно любить сестру, защищать ее и помогать ей во всем, быть ее лучшим другом и самым прекрасным братом в мире. Он читал ей на ночь сказки, лежал вместе с девочкой, пока та не засыпала, будил ее и проводил практически весь день с ней.
А потом сестра вдруг выросла. Лет в двенадцать она впервые назвала его «неудачником» и выбежала из комнаты. Потом девочка попросила его, чтобы он не приходил за ней в школу. А потом и вовсе перевелась из этой школы в другую, чтобы никто не знал, что «этот странный Билл» - ее брат.
Да. Девочка начала стесняться брата.
К счастью, Билл уехал в колледж. Но и там он очень переживал из-за того, что единственный, пожалуй, любимый человек ненавидит его.
*
Почитать спокойно не удалось. Приехали скейтеры и начали кататься. Они производили столько шума, сколько, пожалуй, не производит… Ничего не производит. Громыхали этими своими колесами, подпрыгивали, хохотали…
Билл вздохнул и встал с облюбованной лавочки. Какая-то неведомая сила не давала ему читать Ницше.
Искренне надеясь, что Том свалил куда-нибудь, юноша пошел домой.
Зря Билл надеялся. Том валялся в его кровати с бутылкой из-под вина и спал. Спал, открыв рот и испуская Запах. Запах алкоголя. Отвратительный запах алкоголя.
Билл рассердился. Страшно рассердился. Подошел к кровати и пнул Тома по ноге. Тот не растерялся и, еще даже не проснувшись, пнул в ответ. Прямо в пах. Билл согнулся пополам и тоненько взвыл.
Мерзкий мальчишка подпрыгнул на кровати и уставился на скрюченного Каулитца.
-Ты чего? – тупо спросил Том и потер глаза.
-Ты нахрена мне по яйцам врезал? – задал резонный вопрос Билл, пытаясь одновременно разогнуться и присесть на край кровати.
-Не знаю, - честно ответил Том и зевнул, - я спал. Никого не бил. Сам виноват, наверное.
-Ты, случайно, сегодня не встречаешься с этим своим Эваном?
-Он сегодня работает.
-И кем он работает?
-Барменом. Впрочем, я, наверное, схожу, посмотрю на него.
-Было бы на что, - буркнул Билл, рассматривая свои руки, - к тому же, ты пьян. Оставайся дома.
-Еще чего, - фыркнул мальчишка, - и слушать весь вечер твои нотации?
-Как знаешь, - вздохнул Билл. У него было какое-то очень нехорошее предчувствие. Как-то тяжело на груди, - ты все вино вылакал? Или что-то оставил?
-Ну, там, в мини-баре еще какие-то бутылки стоят, если ты об этом. Слушай, ты не слишком много пьешь?
-Я привык, - хмуро ответил Билл, прямо из горла отхлебывая вино. Том поморщился, - что?
-Непривычно видеть, как ты пьешь не из бокала.
-Ты посуду помыл?
-Нет. Вместо этого я напился. Ты прочитал свою книгу?
-Нет. Вместо этого я походил по парку, - в тон ему ответил Билл и снова надел снятую недавно куртку, - я пойду, прогуляюсь. Во сколько ты уйдешь?
-Часов в одиннадцать.
-Наверное, я еще не приду, когда ты будешь уходить. Пожалуйста, не задерживайся сильно. Меня не прельщает мысль о том, что мне придется сидеть всю ночь и ждать тебя.
-Никто не заставляет, - пожал плечами Том. Билл вспыхнул. Не мог же он сказать мальчишке, что засыпает только тогда, когда Этот Ужасный Том спит с ним в одной комнате?
-Вдруг тебя убьют, заберут ключи, узнают, где мы живем и убьют еще и меня?
-Успокойся, Билл. Отсюда нечего уносить.
-Ты даже не представляешь, как ты ошибаешься, -усмехнулся Билл и вышел из их комнаты.

Глава 11.
Билл чувствовал себя неуютно. Непривычно. Странно.
Он опасался того, что все снова вскоре может повториться.
Он каждый день сбегал с утра пораньше и возвращался ближе к ночи, когда Том уже спал. Молодые люди практически не виделись, а общались в основном при помощи записок.
«Том, засранец, вымой посуду»
«Хочу пирожков с мясом на завтрак»
«Хорошо, только вымой посуду»
«Сначала пирожки»
«… И пропылесось»
«А пирожки?»
«Сделаю еще и с капустой»
«Договорились».
Так прошла неделя. Потом минула другая.
Целый месяц шли дожди. Билл каждый день гулял по парку, рассматривая желтеющие листья. Каждый день он мок под дождем, лишь бы…
Лишь бы вновь не случилось то, что ему так странно-сильно понравилось. Лишь бы Том больше не прикасался к нему, а ему самому не хотелось бы целовать мальчишку.
Только иногда по ночам он открывал глаза, поворачивался на бок и рассматривал в лунном свете профиль Тома.
Только иногда он позволял себе подползти к Томовой кровати и смотреть на то, как мальчишка спит.
Очень редко он разрешал себе успокаивающе провести рукой по щеке Тома, что-то бормочущего во сне.
И никогда – вообще никогда больше – он не позволял Тому прикасаться к себе.
Табу.
*
«Не видел тебя месяц. Между прочим, уже почти декабрь. Скоро рождество. Хочу индейку»
«Вымоешь всю квартиру – будет тебе индейка»
«Шантажист. Есть планы на Рождество?»
«Никаких»
*
Билл, как обычно, проснулся рано. Тихонько постанывая, пошел в ванную комнату и встал под прохладные струйки воды. Постоял минут пять, вылез, почистил зубы, побрел в кухню.
Приготовил бутерброды с джемом, закурил, потянулся. За окном привычно шел дождь. Мужчина с третьего этажа выгуливал собаку. Собаку звали Джейми, она отвратительно хрюкала и гордо называлась «французский бульдог». Французский бульдог Джейми привычно задрал ногу около какого-то кустика и потрусил домой. Сосед с третьего этажа побежал за собачонкой. Хозяин и животное были похожи, они даже бегали как-то одинаково.
Вскипел чайник. Билл затушил сигарету и заварил себе чаю. Взял кружку, отхлебнул из нее немного и откусил бутерброд.
-Мне казалось, что ты любишь тосты, - сонно проговорил кто-то за спиной и Билл вздрогнул. Том.
-Я уже привык к этим ужасным бутербродам, - буркнул он и уставился в кружку.
-Слушай, я не буду на тебя нападать и насиловать… То была… Минутная слабость… Честно… - заговорил Том, одеваясь.
-Ага, я понимаю.
-Не надо меня избегать.
-Я не избегаю. Просто у меня много дел.
-О, да, просто так шататься по улицам каждый день до ночи – это такие важные дела!
-Какого…? – начал Билл и осекся. Мальчишка за ним следил? С ума сойти…
-Мне пора.
-Куда?
-На пары.
-Билл, сегодня воскресенье.
-Э-э-э, в библиотеку.
-Лучше бы дочитал Ницше.
-Там дочитаю…
-Билл, если бы ты проводил дома хоть немного больше времени, ты бы знал, что я не могу тебе помешать.
-Почему?
-Потому что меня дома практически не бывает.
-А… Понятно…
-Слушай, тебе наверняка ведь надоело скитаться по улицам целыми днями? Посидел бы дома… Все равно я скоро ухожу.
-А… Куда?
Том усмехнулся и посмотрел в окно.
-Ты забыл, что у меня, в отличие от тебя, много кретинов-друзей, у которых я могу тусить хоть до скончания века?
-Слушай, тебе необязательно уходить просто потому, что…
-Просто потому, что ты не хочешь меня видеть? Потому, что я тебе противен? Почему, Билл?
Билл ухмыльнулся и поставил свою чашку с чаем на стол. От чашки откололась ручка.
-Потому, что я не гей, - торжественно заявил он, наклонившись к самому Томову лицу.
«Конечно. Именно поэтому тебе так понравилось с ним целоваться, обниматься и делать другие восхитительные вещи. Именно поэтому тебе хочется, чтобы он засыпал рядом и просыпался с тобой. Да-да, ты очень убедителен».
«Не выйдет из этого ничего хорошего. Зачем я буду портить мальчишке жизнь? У него много друзей, знакомых. Он общительный молодой человек, веселый и легкий на подъем. Зачем ему такой сыч, как я? а потом он уйдет… А я останусь один. И снова буду баюкать горячее сердце, снова буду медленно превращаться в глыбу льда. Фу, какая патетика», - Билл поморщился своим мыслям и снова посмотрел на Тома.
Тот выглядел подавленным.
-Я не буду к тебе приставать, я же говорил. Все, что мне надо – иногда лежать с тобой. Рассказывать обо всем. И слушать твои едкие, мерзкие, отвратительные замечания.
Билл усмехнулся.
-Ладно, - произнес он после минутного молчания, - но если ты притронешься ко мне хоть пальцем…
Мальчишка перебил его:
-Не притронусь!
«… то я завалю тебя и сам изнасилую» - мысленно закончил последнюю фразу Билл и выбросил чашку в мусор.
Том улыбался, глядя на него.
-Ты вроде собирался уходить?
-Да я передумал… Слушай, скоро Рождество. Ты собираешься провести его здесь?
-Нет, на Мальдивах, - спокойно ответил Билл и улегся на свою кровать.
-НА МАЛЬДИВАХ?
-Я шучу, идиот.
-А… Значит, здесь… Слушай, что, если мы устроим вечеринку?
-У нас?
-У нас.
-Нет.
-Почему?
-Потому что Рождество я отмечаю…
-Один, - закончил за Билла Том. Тот метнул на него гневный взгляд и пожал плечами, - но ведь это глупо!
-Том, я не доверяю тем кретинам, с которыми ты общаешься, и не вижу никакого смысла звать их сюда.
-Они хорошие люди!
-Эти хорошие люди столько раз окунали меня в грязь, что всех пальцев на наших с тобой руках и ногах не хватит, чтобы сосчитать!
Том замолчал. Ссориться с Биллом он не хотел, а от вечеринки он не отказался бы.
-Тогда будешь отмечать один, - в сердцах бросил он и вышел из комнаты.
В глазах Билла промелькнула искорка боли.
Он вздохнул и включил телевизор. Начинался какой-то сериал.
**
-Что делаешь?
-Телек смотрю, - лениво проговорил Билл, уставившись в экран.
-А если я с тобой…?
-Что?
-Посмотрю.
-А… Ну смотри, я не могу тебе запретить.
-Билл, слушай… Насчет Рождества… Я погорячился…
Каулитц повернул голову к Тому и посмотрел на него внимательно. Вздохнул, снова отвернулся.
-Нет, серьезно… Просто… Ты же знаешь, что у меня много друзей. Я не хочу бросать их, но и тебя я оставить не могу. Не хочу.
-Я очень рад. Я прекрасно проводил этот вечер один раньше, хорошо проведу и сейчас. Не стоит беспокоиться.
-Ну вот, я так и знал, что ты в позу встанешь.
Билл расхохотался, поднялся с дивана и налил себе кофе.
-Поэтому я решил: первую половину вечера я проведу с друзьями, а потом приду домой.
-С чего ты взял, что я буду дома? – поднял одну бровь Билл. Том растерялся.
-Но ты же сам сказал…
-Я сказал, что провожу праздник один. Я не говорил, что буду сидеть дома. Я в ресторан пойду.
-А как же… Подарки… Санта… Хоу-хоу-хоу? – пробормотал Том, краснея.
-Томас, правда в том, что я НЕ получаю подарков, -ухмыльнулся Билл и вышел на балкон.
-Но… Как же так… А семья?
-Родители погибли два года назад, с сестрой не общаюсь, -коротко бросил Каулитц и закурил, - денег нам обоим хватает, слава Богу, родители были обеспеченными людьми. Сверх всякой меры, - зачем-то добавил он и снова ухмыльнулся.
-О… Извини, - снова покраснел Том.
-Ничего. Мы не очень-то ладили. Ладно, мне сидеть дома скучно. Пойду, прогуляюсь.
-Да, конечно.
*
Было около одиннадцати, когда Билл пришел домой. Уже в прихожей он услышал, что дома, кроме Тома, есть еще кто-то. Тихонько пройдя в гостиную, Билл застыл на месте.
В кресле сидел пьяненький Том, весело улыбался и держал в руках гитару. При этом он что-то оживленно доказывал какому-то своему дружку, сидевшему в противоположном кресле.
Вот, кажется, они достигли согласия, и Том перехватил гитару поудобнее.
У Билла потемнело в глазах.
-Love of my life!!! You’ve hurt me!!! You’ve broken my heart!!! And now you leave me!!! – отчаянно фальшивя, затянул мальчишка. Гитара играла прекрасно, Том почти нежно сжимал ее в руках, ласкал, перебирал струны…
Гитара не могла играть плохо.
Просто потому, что это была точная копия Red Special, сделанной по образу и подобию гитары Брайана Мэя. А тот делал гитару сам, лично выпиливал гриф из красного дерева, лично придумывал всю конструкцию. И эта – Red Special-2, была близнецом той, сделанной Мэем. Мало того, на ней еще и был автограф великого музыканта. Билл собирался подарить гитару отцу, но за несколько дней до дня рождения папы родители разбились.
Гитару Билл оставил себе. Он по-настоящему любил эту вещь. Иногда доставал ее, поглаживал, рассматривал, восхищаясь каждым маленьким ее штрихом.
И теперь Том играет на ней.
И Билл даже издалека видит, что мальчишка стер бОльшую часть подписи Мастера.
И Билл понял, что ненавидит Тома, что убьет его, просто-напросто задушит ночью дредами.
-Том, - хриплым голосом произнес он, - Том, ты копался в моих вещах? – ненависть пульсировала в венах, наполняла до основания и скапливалась где-то около сердца.
-Нет, - хмыкнул мальчишка, - я убирался и нашел ее под твоей кроватью. Ты же сам сказал, что я должен вылизать всю квартиру к Рождеству. Слушай, это – самое лучшее из когда-либо мною виденного… Она… Слушается каждого движения пальцев, реагирует на малейшее прикосновение!
-Кретин, - прошипел Билл, - она сделана вручную! На заказ! Идиот!!! Автограф!!!
-Какой автограф? – Том широко раскрыл глаза и посмотрел на вещь. И увидел размазанную, наполовину стертую надпись. Покраснел. Побледнел.
-Проваливайте, - устало произнес Билл, опускаясь в кресло, - ПРОВАЛИВАЙТЕ! – вскрикнул он, увидев, что его не слушают.
-Эй, да как ты можешь нам указывать? Ты, неудачник! Что ты нам сделаешь? – очнулся друг Тома и встал. Парень был милый. Горилла под два метра ростом. И если бы Том не дернул того за рукав и не потянул за собой, то Каулитцу точно не поздоровилось бы.
Парни тихонько вышли, а Билл сидел на кресле, обхватив голову руками. Сейчас он ненавидел Тома, ненавидел весь мир, ненавидел эту гитару, которую всегда так любил. Ненавидел сестру, предавшую его. И больше всех ненавидел отца, посмевшего умереть до того, как Билл вручил ему эту гитару, стоившую целое состояние.
*
Том вернулся через три часа. Абсолютно трезвый и чувствующий себя невероятно виноватым. Билл спал.
Мальчишка разделся быстро и шмыгнул под одеяло к Каулитцу. Провел рукой по спине того. Юноша сразу же повернулся и оказался с Томом лицом к лицу.
Глаз Билл не открывал. Он просто инстинктивно подался вперед, к теплу. Том обнял его и прикоснулся губами к щеке.
Кожа была соленой. Соленой от слез.
Том прижал юношу к себе еще сильнее. Билл пробормотал что-то во сне, но, кажется, был вовсе не против объятий. Мальчишка провел рукой волосам Каулитца и поцеловал в губы. Тот подался навстречу, что-то тихонько бормоча и всхлипывая.
Поцелуй получился нежным. Без языков, они просто ласкали губы друг друга, наслаждались легкой интимностью момента, дышали друг другом, запоминали каждую клеточку. Том, по крайней мере. Да и Билл, кажется, тоже. Иначе почему он отвечал на его поцелуи, зачем подавался вперед, позволяя ему касаться себя, вырисовывать узоры на своем теле, зачем бормотал что-то медово-сладкое, приятно-глупое?
… А потом Билл вдруг открыл глаза. Его взгляд стал осмысленнее. Юноша отпрянул, практически спрыгнул с кровати, зло посмотрев на Тома. Словно это был другой человек, как будто его подменили, это был не Билл, который растворялся в нежности и сам щедро дарил ее секунды назад.
-НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ, СЛЫШИШЬ? – прошипел Каулитц, натягивая штаны и хватая сигареты, - никогда не прикасайся ко мне. И к моим вещам!
-Слушай, извини, мы просто… Выпили… И…
-ДА МНЕ ПЛЕВАТЬ! – взорвался Билл, - ты хоть представляешь, насколько мне дорога эта гитара именно с этим автографом? Представляешь? Нет, Том! Ты не понимаешь этого всего, правда? Схватить чужую вещь без спроса, при этом даже не предполагая его значимости, ее стоимости… Такие, как ты всегда думают, что им все можно! Можно? Правда, Том? Так почему бы тебе не получить меня насильно, а? ты ведь хочешь меня, я вижу! ЧЕРТОВ ГРЯЗНЫЙ ПЕДИК!!!
Том молчал. В глазах уже скопились слезы. Слезы отчаяния, раскаяния и… Обиды.
Ведь Билл тоже хочет его, тянется к нему… Зачем все усложнять? Зачем он говорит так? Том ведь не хотел стереть этот чертов автограф, все вышло случайно!
А последние слова прогремели выстрелом. И слезы покатились. Они падали градом, с громким звоном разбиваясь об пол. Том слышал.
«-Да! Да, мать твою, я стесняюсь того, что я чертов грязный п*дик! Да!»
О, Билл прекрасно знал, чем задеть посильнее, как ударить. Тому казалось, что Каулитц единственный, кто понимает его, что ему одному нет дела до того, что он – гей… Остальные друзья до сих пор не знали… Он доверился только Биллу – и теперь юноша бьет его именно этим.
Том быстро надел разбросанные около кровати джинсы и футболку, на босые ноги натянул кеды и выбежал из квартиры.
Билл, тяжело дыша, стоял около окна и нервно подкуривал вторую сигарету.
Он просто устал. Он устал от этой беспросветной своей печали, от того, что он не такой, как все, от того, что никто не видит его настоящего.
Он чувствовал себя преданным. Как будто Том действительно предал его, показав ЕГО гитару чужому, постороннему человеку, стерев с нее своими неловкими лапами знак ее отличия, похоронив отца в его душе окончательно.
Какой-то частичкой души Билл понимал, что мальчишка ни при чем. Но боль была слишком сильна, и он сорвался.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Глава 2.
Через полчаса и двух стаканов виски я вдруг понял, что Том был прав. Если бы я сказал, что мы с ним… занимаемся всеми этими делами, все бы узнали что, выходит, я тоже гей. Так они, по крайней мере, в этом не уверены. Просто ударили. И случайно попали по больному.
По большому счету, вина лежала на мне. Не надо было так остро реагировать. Покраснел, подскочил… Чуть не разорался.
И хорошо, что не разорался. Если бы начал оправдываться, сваливать все на Тома… Все равно бы не поверили, а решили бы, что я за ним бегаю.
Мальчишка и впрямь был мудрее меня. Все должно оставаться по-старому. На своих местах. Я был изгоем – я должен им остаться. Он был душой компании – так почему что-то должно измениться?
**
-Здравствуйте. Мы стол привезли.
-А… Заносите, - я распахнул дверь и посторонился. Мужчины занесли стол, собрали его, поставили, куда я попросил и уехали. Я остался в квартире один. Наедине с виски, новеньким столом и телевизором.
Места в квартире теперь катастрофически мало. Надо бы разобраться с вещами Тома, которые валяются везде и всюду.
Я вздохнул, поднялся со своего теплого кресла и пошел наводить лоск в квартире.
**
Том вернулся поздно ночью. Пьяный и помятый. Задумчивый и агрессивный. Пинком открыл дверь, чуть не упал в прихожей, ударил кулаком по стенке, когда шел к гостиной, споткнулся о ножку стула на кухне.
Что-то бормочет себе под нос, но у меня не получается разобрать, что именно. Делаю вид, что сплю. На самом деле без него мне не спится. Вообще. Просто не могу уснуть и все тут!
Открывает дверь в комнату. Лучик света пробежал по моему лицу и исчез. Значит, закрыл дверь и раздевается в полной темноте.
Грохот.
Улыбаюсь. Навернулся. Неудачник. Фыркаю тихонько в подушку, так, чтобы он не услышал.
Стоит, прислушивается к чему-то. Или думает о чем-то. Поди его разбери.
Начинает тихо-тихо напевать себе под нос что-то. Если он сейчас же не замолчит, меня порвет от смеха.
Наконец надумывает что-то, ложится. В свою кровать.
И тут вариантов два.
Либо он боится моего гнева, либо его чертовы друзья промыли ему мозги.
**
Мы не разговариваем утром. Я просто не люблю пустую болтовню, а он столь внимательно читает Шекспира, что, кажется, просто не замечает меня. Выходим вместе, идем рядом. Но молчим.
Он выглядит спокойным, даже каким-то умиротворенным.
-До вечера? – произносит он первые слова за все утро, когда мы подходим к колледжу. У меня просто камень с души упал.
-Ага, - киваю я и иду на занятия.
День тянется, как жвачка. Еще бы, две пары философии. Иногда мне кажется, что все преподаватели по этому предмету не от мира сего. Что они из психушки сбежали.
После пар я нахожу старосту и сообщаю ему, какой сонет буду читать. Он выглядит озадаченным.
-Что? – спрашиваю я.
-Да так, - бормочет он, - ничего. Просто я ожидал, что ты откажешься.
-А я должен? – приподнимаю я бровь и дарю ему улыбку. Парень краснеет и, пробурчав что-то о том, что у него много дел, сбегает.
Улыбаюсь сам себе, идя по коридору. Приятно.
**
Если так и дальше будет продолжаться, миру придется привыкнуть к моей улыбке. Я постоянно зубоскалю. Меня это раздражает, причем сильно. Пока шел домой – губы сами собой растягивались в улыбку. Идиотизм.
Хочется мороженого и мандаринов. Я раньше их не любил. Как-то раз объелся и не ел больше. А теперь хочется. Может, я беременный? Фыркаю от собственного остроумия и бреду по улице, загребая ногами снег.
Внезапно что-то врезается мне в спину. Резко оборачиваюсь и вижу Тома, лепящего уже второй снаряд. Маленький гадкий подлец!
Прячусь за дерево, леплю комок из снега, швыряю в мальчишку. По сдавленному «ой» понимаю, что не промазал.
Завязалась перестрелка. Мы хохотали, носились друг от друга и падали. Барахтались в снегу, выкапывали друг другу милые могилки в сугробах, прятались в снегу и нападали из засады.
В общем, глупили.
И неважно, что потом я буду вспоминать это с ужасом, понимая, что вел себя, как кретин. Как Том.
**
-Все, пошли домой, - хрипит он, когда я победил его, прижав к холодной земле, - я проголодался.
-Проси пощады, - рычу я, едва сдерживая смех.
-О, пощади меня, великий Билл Каулитц, - смеется он и пытается размахивать руками, - и прости.
Я смотрю на него удивленно. Я не понимаю.
-Ну, за вчерашнее. Я должен был вступиться.
Я слезаю с него и протягиваю мальчишке руку:
-Ничего страшного. Все нормально. Это все в порядке вещей. Так и должно быть.
-Нет, - твердо отвечает Том, - не должно. Слушай, я расскажу им о нас, только дай мне немного времени.
Усмехаюсь.
-Только попробуй.
-Что?
-Рассказать.
-А почему бы и нет?..
-А… Пусть это будет нашей тайной, - обнимаю его, прижимаю к себе и улыбаюсь в его плечо, - только нашим… Секретом.
-Так ты тоже не готов рассказать? – доходит до него.
-Ага.
**
-Какой сонет ты выбрал?
-Не скажу. А ты какой?
-Не скажу.
Тишина. Он накалывает на вилку кусочек курицы и отправляет в рот. Тут же запивает водой. Доедает, отставляет от себя тарелку и закуривает, даже не удосужившись выйти из-за стола.
Рассматриваю его, делая вид, что читаю Пушкина.
Смешной он. Щурит глаза, вытягивает губы трубочкой, выпуская дым, теребит сигарету в руках, качает ногой.
-Нравится?
-Что?
-Смотреть на меня? – его вопрос застает меня врасплох. Утыкаюсь в текст и делаю вид, что не понимаю о чем он. Смеется и подходит ко мне.
Ласково целует в шею, пальцами легонько проводит по животу. Я хихикаю, потому что щекотно, а не потому, что не знаю, как вести себя в данной ситуации. Все так интимно, так к месту и так… словно подстроено.
Обнимает меня, как что-то ценное, самое дорогое. Зарывается носом в волосы, говорит что-то.
-Что? – переспрашиваю я.
--Люблю тебя.
И тишина.
Обожаю тишину.

Глава 4.

I can dim the lights and sing you songs full of sad things
We can do the tango just for two
I can serenade and gently play on your heart strings
Be your Valentino just for you
Солнце светило и ослепляло. Глаза слезились.
Настроение было прекрасным. Я шел домой и проговаривал в голове строчки выбранного мною сонета, улыбался почти весеннему солнцу и щурился.
В голове был полнейший кавардак. Я потерял где-то одну перчатку, поэтому сейчас моя правая ладонь страшно мерзла, и я прятал ее в кармане. Шел и, как идиот, размахивал левой рукой.
Кажется, зима была бесконечной, словно она целую вечность засыпала нас снегом, хмурилась, выла на все лады. А вышло так, что уже почти пришла весна. Еще только начало февраля, а тепло, словно в марте.
Я ловко запрыгнул в уже отходящий трамвай и ослепительно улыбнулся водителю. Одутловатый мужчина лет сорока посмотрел на меня, как на сумасшедшего и нажал на газ. Я упал на ближайшее сиденье и воткнул в уши плейер.
Через двадцать минут я был дома. За последний год я действительно настолько привык к этому месту, что считаю его настоящим домом. Своим, только своим. И еще, пожалуй, Тома. Совсем немного. Потому что он тоже мой.
Открыл дверь, с грохотом бросил на пол сумку и остановился на пороге в гостиную. Том, не обращая на меня внимания, разговаривал с кем-то по телефону. Он смешно размахивал руками и жестикулировал, что-то доказывая собеседнику. Я улыбнулся и подошел к нему, постучал пальцем по плечу и хотел обнять.
Он отмахнулся и продолжил что-то объяснять.
Неприятно, но не смертельно.
Я пошел на кухню и достал из холодильника йогурт. Ничего, сейчас он поговорит, узнает…
-… а я тебе говорю, что она не может быть беременной от меня! – вдруг проорал Том так громко, что я аж вздрогнул.
Вздрогнул и сел на стул. А йогурт покатился по ламинату. В душе что-то оборвалось. Конечно, умом я осознавал, что у Тома была жизнь до меня, и что я и эта жизнь – мы никак не связаны между собой, и что я не имею права, не могу сейчас сердиться или огорчаться из-за этого.
Но, тем не менее, в груди ворочался горячий дракон злости, ярости и какого-то тупого отвращения к мальчишке.
Вздохнув, я поднял с пола йогурт и открыл его. Отпив немного, задумался над услышанным и, в конце концов, решил для себя: эту тему я поднимать не буду. Захочет сказать – скажет.
**
-Привет, - вернул меня к реальности Томас. Я кивнул и снова отхлебнул йогурта, - как дела? – продолжил он, в упор глядя на меня. Я поднял вверх большой палец, - что сегодня делал? Кого видел?
Я пожал плечами и встал из-за стола.
-Эй, что-то случилось? – подошел ко мне Том и взял за руку. Я помимо воли отдернул кисть и, поняв, что веду себя как-то неправильно, мягко улыбнулся, - у тебя что-то случилось? – я отрицательно помотал головой и с сожалением посмотрел на сигареты. Страшно хотелось курить, - да что произошло-то? – кажется, он всерьез перепугался.
Я усмехнулся и открыл рот. Попытался вытащить длинный когда-то, тонкий язык. Сейчас это был дрожащий кит, который никак не хотел помещаться во рту, однако и высовываться не желал.
-Ты язык проколол!!! – воскликнул Том, восторженно глядя на меня.
Я подошел к холодильнику, на котором у нас была доска для записок, и написал:
«Ты невероятно догадлив».
-Зачем?
«Не знаю. Просто захотелось».
-Больно?
«Адски,» - написал я и усмехнулся.
На самом деле это не было больно. Это было даже… Эротично.
Я шел по улице и вдруг увидел тату-салон. Вывеска гласила, что здесь делают любые виды татуировок и пирсинга.
Татуировка в виде звезды у меня уже есть, и я решил во что бы то ни стало проколоть себе язык.
Я вошел в салон, уселся на мягкий кожаный диванчик, и через десять минут меня проводили к мастеру. На половине пути я уже решил, что я сумасшедший и собрался позорно сбежать. Однако администратор довела меня до кабинета и усадила в кресло. Бежать при девушке было стыдно, и я уселся в это пыточное кресло.
Подошел мастер, натянул какую-то повязку на лицо, положил поближе к себе какие-то… Плоскогубцы? Боже, что это?
-А это больно? – прозаикался я.
-Очень, - серьезно ответил мастер и достал иглу. Я сглотнул, - открой рот, - я повиновался и мужчина налил мне на язык какую-то мерзость, - подержи минутку, - сказал он и продолжил доставать какие-то адские инструменты, - теперь глотай, - я вновь повиновался, - вытащи язык так далеко, как можешь и прикуси… Еще дальше, - он схватил мой язык в эти свои плоскогубцы и потянул на себя. Приятного мало, доложу я вам.
А потом он просто проткнул его. Не было больно, не было противно. Только дрожь по всему телу и воспоминание о том, как через ткань языка прорывается острая стальная игла.

-А долго он заживает? – вытащил меня из воспоминаний мальчишка.
-Неделю, - прошепелявил я и снова печально посмотрел на сигареты, - и все это время мне придется перемалывать себе еду в блендере.
-А можно… я буду делать это? – с придыханием спросил Том и провел указательным пальцем по моей нижней губе. Я сердито глянул на него.
-Можно.
Мальчишка улыбнулся и закурил. Никотиновый дым неприятно щекотал ноздри, заставляя задыхаться. Я отодвинулся подальше от Тома и налил себе в чашку чаю. Есть хотелось до безумия. Причем я желал курицы, гамбургеров и суши. А их, если перемолоть в блендере, есть наверняка невозможно.
**
-Я больше не хочу заниматься, - простонал Том и откинулся на спинку кресла. Я посмотрел на него зло, и мальчишка сразу вернулся к своему домашнему заданию.
Я не могу курить, мне не достается нормальной еды и очень сложно разговаривать. Однако это не мешает мне одаривать Томаса злобными взглядами. Он пугается и делает все, как я хочу. Мне нравится эта тактика. Наверное, где-то в глубине души я тиран.
-Ты тиран, - озвучил Том мою мысль. Я улыбнулся, - и сатрап, - добавил он, немного подумав. Наверное, вычитал недавно это слово, потому что раньше я его в Томовом словарном запасе не встречал.
-Учи, - буркнул я и снова опустил глаза в книгу.
-И все это я делаю абсолютно безвозмездно, - не успокаивался мальчишка, - учу уроки, застилаю кровати, убираю дома и варю этому тирану кашки. А он на меня совсем не обращаешь внимания.
-Ты решил свою проблему? – выговорил я. Боже, каких усилий мне это стоило!
-Какую? – не понял он.
-Ну, с этой беременной девочкой.
-Э… А откуда… - мальчишка вовремя перехватил мой угрожающий взгляд, означавший, что я не намерен произносить больше одной фразы в три минуты, и осекся. Потом, однако, продолжил, - все очень просто. Это не мой ребенок.
-А чей? – прошепелявил я, выдыхая.
-Откуда я знаю? Она мне не докладывала. Я с ней переспал как-то… Но это было так давно, что ребенку было бы уже месяца два и он был бы совсем не в животе, - мягко улыбнулся Том и подошел ко мне, - ревнуешь, что ли?
-Вот еще, - буркнул я, - иди учись.
Мальчишка вздохнул и обошел мое кресло. Положил руки мне на плечи.
-Я думаю, нам стоит отдохнуть.
-Я думаю, тебе стоит выучить твои уроки на завтра.
Том, игнорируя мои слова, поцеловал меня в шею. Я резко выдохнул и подался назад. Мальчишка бархатно рассмеялся и вернулся к своему занятию. Нахаленок.
**
-Язык болит?
-Я уже устал повторять, что нет, - раздраженно бросил я, крутясь перед зеркалом, - мне просто сложно разговаривать, потому что он все еще огромен.
Том кивнул, отошел от меня и вернулся к приготовлению каши. Ненавижу этот продукт питания с самого детства. Фу.
Я сидел и с кислой миной утрамбовывал в себя манную кашу. По-моему, ее ненавидят все. Абсолютно.
А Том сидел напротив меня и ел гамбургер, поглядывая на меня весело. Хотелось размазать кашу по его довольной физиономии. Вместо этого я давился гадкой манкой, представляя, сколько гамбургеров я съем, когда отек окончательно спадет.
Выходило, что если я съем их столько, сколько запланировал, то меня просто порвет.
Что ж. Пусть лучше меня порвет от гамбургеров, чем я буду всю свою проклятую жизнь есть кашу.
-Как же ты отвечаешь на парах? – внезапно поинтересовался Том. Я поперхнулся.
-Я сказал, что у меня страшно болит горло, и я не могу разговаривать, - пояснил я, откашлявшись. Проглотив еще две ложки каши, я добавил: - потому что, в отличие от некоторых, я могу себе это позволить, ибо у меня много оценок.
Он надулся.
Итак, я наслаждался тишиной и кашей. Жизнь определенно удалась.
Из дневника Тома:
«Он сам не свой с тех пор, как услышал мой разговор с Ости. Он дергается по мелочам, злобно смотрит на меня и все время молчит. Конечно, я понимаю, что он просто проколол язык и ему сложно много говорить. Но, между прочим, он мог бы открывать рот и почаще.
Мне все чаще кажется, что ему противно находиться рядом со мной, что ему кажется, что я – слишком мал для него. Или слишком популярен.
Или что он просто ничего ко мне не чувствует. Потому что если раньше он хоть как-то реагировал на меня… Иногда даже положительно, то сейчас только и делает, что зыркает злобно, говорит гадости… И не подпускает к себе.
Я не понимаю его. Наверное, мне стоит уйти, забыть, исчезнуть из его жизни. Ему ведь было куда проще без меня. Думаю, что он скучает по своему одиночеству. А этого я, увы, не могу ему дать. Слишком сильно влюблен.
Черт».
**
Вечером он молча встал из-за своего стола и подошел ко мне. Взял за руку и потянул за собой. Удивленный, я совсем не сопротивлялся.
Мальчишка все так же молча стащил с меня футболку и стянул домашние штаны. Потом разделся и сам.
И потащил за собой в постель.
-Вообще-то я еще не дочитал, - попытался сопротивляться я.
-А я уже устал и хочу спать, - сонно пробормотал он, дергая меня на себя. Я упал поперек мальчишки, и он расхохотался.
-Ну и спи, - прошипел я, пытаясь встать, - а мне надо дочитать.
-Слушай… Ну ты же знаешь, что я не могу уснуть без тебя. Ну хотя бы полежи со мной, пока я усну.
-В конце концов ты привыкнешь, и ни к чему хорошему это не приведет
**
Когда я проснулся, он уже не спал. Он лежал рядом, и одной рукой обнимал меня, а второй почти невесомо гладил мое тело.
-Совсем не можешь без нежности, да? – пробормотал я, придвигаясь к нему поближе и закидывая на него ногу.
-Ага, - пробормотал он и начал пальцами исследовать мою спину, - почему ты… такой?
-Какой – такой? – заинтересовался я и поднял голову, чтобы видеть его лицо.
-Такой грубый, злой… Постоянно орешь на меня.
Я фыркнул.
-Детский сад. Я всегда таким был. Ну, может быть, я стал чуточку злее потому, что мне нельзя курить, а есть я могу только каши.
-Ты почти не шепелявишь, - отметил Том, выпутываясь из моих объятий и вставая.
-Ты куда?
Вместо ответа мальчишка притащил сигареты. Я посмотрел сначала на него, потом на них.
-Уже можно, - подбодрил он меня, - вообще курить нежелательно первую неделю после прокола. Он тогда дольше заживает.
Я вытащил из пачки длинную тонкую сигарету и с наслаждением подкурился.
Жизнь налаживалась.
**
Немного нежности на завтрак, улыбка на обед и счастливый хохот на ужин. Такие темные глаза, такие ласковые руки и столько нежности в губах. Он открыт, он весел, он весь для меня, полностью мой. И хочется обнять, прижать к себе и не отпускать никогда, впитать его в себя, растворить в своем теле, надышаться им, как кислородом и потом умереть от того, что этого самого кислорода не хватает. Ловить его украдкой посланные взгляды, улыбаться невпопад, сидя за столом в столовой. И курить, стоя около окна, и задерживать дыхание, когда он проходит, и запоминать его запах.
И лежать с ним вечером, переплетя пальцы, смотреть на его лицо, запоминать каждую черточку. И слушать его глупую болтовню, ни о чем, просто, чтобы сотрясать воздух. И смотреть на него серьезно, хмурить брови, поджимать губы. Улыбаться в душе, но не показывать этого. Слушать его ровное дыхание ночью, засыпать рядом с ним и просыпаться, улыбаться только его шуткам и кричать на него, если ленится делать уроки.
Привыкнуть к нему. Сосуществовать.
Смеяться в теплые губы и не думать о том, как где-то в сердце распускается алым цветом огромный цветок.
**

**
-Я фильм заказал.
-Какой?
-Отличный, - рассмеялся я и поцеловал мальчишку в нос.
-Непривычно, что от тебя табаком несет, - пожаловался он и обнял меня еще крепче (мне казалось, что крепче уже невозможно).
-Ну, я могу опять перестать курить, - усмехнулся я. Том сделал большие глаза и прошептал патетически:
-Нет-нет, кури уж, пожалуйста.
-Спасибо. Так вот. Фильм. Я сегодня приду часов в семь, с диском. Ты во сколько будешь дома?
-Думаю, что к половине восьмого я освобожусь, - кивнул он и отпустил меня: пошел собираться в колледж.
-Тогда в половине восьмого я жду тебя дома! Будем смотреть этот фильм! – крикнул я ему и откинулся на спинку кресла. И снова закурил. Боже, это самое настоящее наслаждение – курить, когда тебе вздумается и сколько угодно.
**
Растаявший снег приятно чавкал под ногами. Солнце светило и пели птицы. Я шел по улице и курил уже третью сигарету подряд. Жизнь казалась самым настоящим мёдом.
И словно не было вокруг той бездушной серой массы, что торопилась куда-то, не существовало бездомных животных, не ходили по улицам безработные взрослые и голодные дети.
Словно мир вдруг стал… Идеальным, настоящим. Как будто никогда не было войн и убийств. А я всегда улыбался первым весенним лучам.
Подумать только! Такие чудеса творят две сигареты…
Или это не сигареты?
**
-Добрый день. Я заказывал фильм у вас.
-Здравствуйте. Вы не напомните название?
-Да, конечно. «Страна в шкафу».
-Да, есть такой фильм, - ответил консультант, щелкнув мышкой.
-И еще «Тёмная гавань».
-Да-да, оба фильма привезли буквально пару часов назад. Будете брать? Оба?
-Конечно, - пожал я плечами, - зачем же я иначе заказывал?
-Некоторые забирают только один из фильмов, - улыбнулся парнишка и сложил диски в пакет, - приятного просмотра! С вас двадцать евро.
Я отдал деньги и побрел в колледж в самом радужном настроении. Хотел еще начать играть с сережкой в языке, но, к сожалению, пока не выходило. Я плюнул на это гиблое дело и пошел дальше. Всему свое время.
Скоро у меня появятся морщинки в уголках глаз. Я буду морщинистый дед. И с этим ничего не поделаешь. Разве что можно попробовать перестать улыбаться.
**
Когда я пришел из колледжа, Тома еще не было. «Я буду в половине восьмого», - вспомнил я его фразу и не спеша пошел на кухню, кинув пакет с дисками на диван. На кухне я сварил себе два яйца и ароматнейший и очень крепкий кофе. За эту чертову неделю я настолько отвык от нормальной пищи, что мне совсем не хотелось есть. Вообще. То есть, хотелось, конечно… Но, казалось, я могу съесть слона, а в итоге выходило, что в меня влезает пара роллов или пара яиц. Гамбургер я не съедал даже на треть. Стыдно, честно говоря.
К двадцати минутам восьмого я уже поел, покурил и сел на диван, ожидая Тома. Видимо, я устал за день, потому что не прошло и пяти минут, как я задремал.
Мне снились лето, зеленая лужайка. Мне снились чьи-то босые ноги и детский смех. Чей-то родной голос и до ужаса знакомое лицо.
-Билл, почитай мне!
-Марго, разве ты не видишь, что я лежу с закрытыми глазами? Попроси маму!
-Мама сказала, что мне почитаешь ты! Билл! – сестра вцепилась в мою руку маленькими пальчиками и потрясла. Я перевернулся на спину, схватил ее и начал щекотать. Девочка хохотала, пыталась вырваться и звала на помощь.
-Вильгельм! – услышал я грозный мамин окрик, - отпусти сестру! И почитай ей, в конце концов, книгу!
Мама смотрела сердито и как-то… надменно. Я вздохнул, отпустил сестру и открыл книгу.
-Билл, я передумала. Расскажи мне лучше что-нибудь из будущего! – надула щеки Марго и топнула маленькой ножкой.
-Когда ты вырастешь, то обязательно станешь самой красивой девочкой на планете, - искренне произнес я, - впрочем, ты и так самая красивая.
-Врешь, - покраснела сестра.
-Нисколько, - честно ответил я и встал, - мне пора делать мои уроки. Maman, - учтиво отвесил я полупоклон матери. Та благосклонно кивнула, и я пошел в дом. А сестра продолжала бегать по газону, выискивая гусениц и цветочки.
**
Я проснулся в десять. Тома не было.
Странно. Он же сказал, что придет в половину восьмого. Может быть, с ним что-то приключилось? Может, задерживается?
Я проверил мобильный. Пропущенных не было. Смс не было. Пожав плечами, я набрал номер мальчишки.
«Абонент выключил телефон или находится вне зоны действия сети» - ответила мне безупречно вежливая барышня. Я нажал на красную кнопку и уставился в одну точку.
Ведь он не собирался никуда! Он собирался после пар домой, ко мне. Черт… Может, с ним случилось что-то?
Я снова набрал номер. Неожиданно вызов пошел и трубку сняли.
-Алло! – взволнованно прокричал я, - Том, ты где? Что-то случилось?
Томас не отвечал. Лишь слышно было, как кто-то разговаривает.
«-Я и ОН? – вопрошал один и напряженно смеялся, - вы шутите. Я не гей. Да и он тоже.
-Нам кажется, что ты слишком много проводишь с ним времени.
-Парни, я просто учу уроки, готовлюсь к занятиям, - оправдывался Том.
-Ты проводишь с ним слишком много времени.
-Но сегодня я весь день с вами,» - теплота в голосе. Черт. Я раньше не подслушивал чужие разговоры.
Я отшвырнул трубку и снова уставился в одну точку. Все правильно. Я ведь сам просил его не говорить о том, что мы вместе.
Но, черт побери, какого черта я должен сидеть дома, если он там наслаждается жизнью со своими друзьями?

Глава 6.
Если бы кто-нибудь знал Билла Каулитца чуточку лучше, он бы понял, как юноше плохо. К сожалению, Билл не подпускал к себе никого, ходил тихой незаметной тенью по колледжу и улицам, думал о чем-то своем. Иногда улыбался, иногда даже хохотал, обнажая белые зубы.
Это было странным для него. Да и для окружающих. Это было чем-то вроде плохой приметы: если увидишь улыбающегося Каулитца – жди беды. В последние месяцы его слишком часто видели улыбающимся, смеющимся, глупо хихикающим. В общем, веселым.
Когда одним хмурым февральским утром Билл пришел в колледж чернее тучи, всё словно снова стало на свои места. Учащиеся успокоились. Как будто миновал ураган. Все стало на круги своя.

Если бы Биллу Каулитцу буквально в прошлом году сказали бы, что он будет переживать потерю друга и любовника, он рассмеялся бы наглецам в лицо, рассмеялся бы невесело, даже как-то хмуро. Потом сказал бы что-нибудь едкое. И ушел.
Он и сейчас не мог поверить, что привязался к мальчишке так сильно, что ему будет не хватать постоянной болтовни маленького кретина, что он будет вспоминать их совместное прошлое.
И не спать по ночам. Смотреть в потолок, закинув руки за голову. Потом переводить взгляд на окно. Затем пробегаться глазами по стенам. Останавливать взор на кровати Тома и незамедлительно снова переводить взгляд на потолок. Потом вставать и курить. Наливать виски в стакан, смотреть на рассвет за окном, ухмыляться первым птицам, вспугнутым кошкой.
Он снова становился собой. Он снова сидел в теплом уютном кресле вечерами, читал книги и пил виски. Курил дорогие сигареты и много думал. Готовился к занятиям.
Только теперь это не приносило радости, удовлетворения.
Было только отчаянье, уставшие глаза и мысли, мысли, мысли в голове. Он не знал, куда спрятаться, куда бежать, кто бы мог спасти от этих мыслей.
«Все ли я сделал правильно?»
«Зачем я это сделал?»
«Было бы проще, если бы он остался рядом, с ним рядом я, по крайней мере, могу уснуть, а не вертеться всю ночь».
Мыслей было много, а Билл – один. Он отгонял их, вчитывался в строки книг, выпивал виски стакан за стаканом, выкуривал сигарету за сигаретой. Встречал очередной рассвет и провожал закаты. Смотрел на звезды и закрывал шторы, чтобы солнце не слепило.
Друзья Тома все также презрительно хмыкали, проходя мимо него. Иногда задевали, якобы случайно, иногда ставили подножки. Детские забавы, но им нравилось. Сам Том проходил мимо него с независимым видом, гордо подняв голову. Даже не смотрел на него.
Иногда в курилке Билл украдкой поглядывал на своего ужасного Тома, когда тот курил. Он держал в руках сигарету так, как будто она была чем-то ценным, невероятно дорогим. Он обращался с ней нежно, он целовал ее своими полными губами, а она тихонько тлела в его руках. Билл затаивал дыхание и не замечал, как начинал курить в унисон с Томом, одновременно затягиваясь, опуская руку, выпуская колечки серого дыма.
Потом мальчишка переводил насмешливый взгляд в его сторону, и Билл отворачивался, делая вид, что его внезапно страшно заинтересовало дерево, стоящее за Томом. Мальчишка говорил что-то своим друзьям, последний раз затягивался, глубоко, долго, с наслаждением. Сигарета вспыхивала последним красноватым угольком и летела в помойное ведро. Туда, куда был выброшен и Билл.
А иногда Билл ловил взгляды Тома на себе. Чаще всего это происходило в столовой, когда Билл, как обычно, брал на обед салат и чай. Он ел медленно, размеренно, тщательно пережевывая пищу. А когда поднимал взгляд, то так часто видел Тома, который сидел за столом напротив и как-то жадно глядел на него, словно хотел что-то запомнить, сфотографировать в памяти.
Каулитц только кончиками губ улыбался ему в такие моменты, чтобы никто не увидел, не заметил, не понял.
Том же быстро опускал взгляд. Или переводил его на какую-нибудь девицу, сидящую рядом. Либо мгновенно заводил разговор со своими дружками.

В квартире не пахло Томом. Запах исчез вместе с мальчишкой. Теперь здесь пахло табаком, парфюмом Билла и плохим настроением.
Каулитц старался не бывать в спальне. Там он практически не мог находиться. Там все напоминало об улыбках Тома, там было слишком много оставлено мальчишкой, хоть на первый взгляд Томас не оставил ничего.
Воспоминания давили на Билла подобно огромному прессу. Воспоминания и глупые: «А что, если бы», «А вдруг»… Откуда-то появилось слишком много свободного времени, которое было решительно нечем занять. Он уходил из квартиры, втайне надеясь, что наглый мальчишка в его отсутствие приедет и снова бесцеремонно займет место в его жизни, будет докучать беседами и надоедать своим обществом.
Но нет. Мальчишка и не думал торопиться. Билл, приезжая всякий раз домой и видя темные окна квартиры, которую уже начал было считать своим домом, грустно улыбался и говорил про себя, что никто не может любить такого человека, как он, Билл Каулитц.
Начинался очередной унылый день. За окном пели птицы, неслись машины, спешили куда-то люди. Билл сидел в своем кресле, глядел хмуро в потолок. В глаза словно насыпали песку, сердце непривычно быстро колотилось в груди. Мучила жажда.
Юноша встал с кресла, пошел на кухню, налил воды. Все делал на автомате, удивляясь тому, как тело может существовать, когда мозг не работает, когда в голове – пустыня, когда и сам не понимаешь, что делаешь. Зазвонил телефон. Билл поднял трубку, что-то кому-то сказал. И сразу же забыл. В голове стерлось это воспоминание, словно оно и не нужно было, как будто этого и не было вовсе.
«Какой сонет ты выбрал?
-Не скажу. А ты какой?
-Не скажу»
Усмешка в карих глазах. Теплый взгляд из-под наполовину опущенных век. Подушечки пальцев на теле. И губы. Губы везде, где только можно. Щекотно и приятно. И очень-очень нежно.
Кое-как вырвавшись из внезапно нахлынувших воспоминаний, Билл вдруг вспомнил, что сегодня они будут читать свои сонеты, что именно сегодня он прочтет то, что так долго готовил, учил, репетировал перед зеркалом, тихонько повторял, сидя в автобусе и бубнил утром, почистив только что зубы, своему отражению.
Дрожь пробежала по телу, внезапно стало холодно и одиноко. Еще более одиноко, чем до этого. Билл забрался на стул с ногами, обхватил колени руками и прижал к щеке. Так было теплее, но от одиночества скрыться было негде.
Юноша посидел недолго, потом встал и, шлепая босыми холодными ступнями («Простудишься, тапки надень!»), побрел варить кофе. Крепкий и совсем без сахара («Очень плохо для сердца!»).

Когда он пришел, какой-то мальчишка читал сонет. Люди в зале сидели, замерев, глядя на мальчишку с восторгом, почти со слепым обожанием.
Билл тихонько прошел в зал, увидел, что участники сидят в первых рядах, и присел рядом с какой-то девочкой, судорожно шепчущей тихо-тихо строчки своего сонета. Он прикрыл глаза, наслаждаясь звенящей тишиной и каждым словом, выскакивающим изо рта рассказывающего мальчика. Звуки возвращались обратно, отдавались в огромном зале эхом, бились о стены. Билл улыбался. Впервые за последние несколько дней – улыбался. Открыто, не пряча улыбку, не стараясь скрыть ее от посторонних глаз. А никто и не смотрел на него, все уставились на сцену, куда поднялась сейчас необычайно красивая девочка и читала седьмой сонет. Каулитц благосклонно кивал в такт строчкам, шевеля губами, произнося это прекрасное стихотворение вместе с нею. Словно он знал их все, как будто мог рассказать. Каждый из этих сонетов может отразить все, что чувствует человек: печаль, тоску, радость, счастье, смех… Любовь.
-Билл Каулитц! – объявил конферансье, и юноша вздрогнул от звука собственного имени, так неправильно прозвучавшего из уст чужого, незнакомого человека. Он встал, медленно пошел к сцене. Не оглядываясь, не меняя поворота гордо поднятой головы. Ничем не выдавая свое волнение, хотя ему и казалось, что стук его сердца слышит весь зал.
-Добрый день, - произнес он в микрофон и осторожно улыбнулся. Гробовое молчание. Он вздохнул, набрал в легкие побольше воздуха и отдался чувствам. Нашел знакомые темные глаза (первый ряд и, кажется, восьмое место) и, глядя в них, начал читать. Читать страстно, глубоко, выразительно. Растворяясь в водовороте чувств сонета, отдаваясь волнам собственного голоса, подчиняясь каким-то внутренним импульсам.
В тот черный день (пусть он минует нас!),
Когда увидишь все мои пороки,
Когда терпенья истощишь запас
И мне объявишь приговор жестокий,

Когда, со мной сойдясь в толпе людской,
Меня едва подаришь взглядом ясным
И я увижу холод и покой
В твоем лице, по-прежнему прекрасном, -

В тот день поможет горю моему
Сознание, что я тебя не стою,
И руку я в присяге подниму,
Все оправдав своей неправотою.

Меня оставить вправе ты, мой друг,
А у меня для счастья нет заслуг.
… И гробовая тишина. И сотня настороженных глаз. И слышно, как гудит лампа над залом, мерно, противно. Билл чувствовал, как его ладони вспотели. Он не шел со сцены, все стоял, не в силах двинуться с места. Казалось, прошла целая вечность с тех, пор, как он прочел сонет, но прошли лишь секунды.
И словно включили звук. Как будто так и надо. Том захлопал первый, а зал подхватил. Громко, шквалом – аплодисменты. Билл улыбнулся застенчиво, поклонился. И крики одобрения, и любовь, любовь, ЛЮБОВЬ. Эти люди искренне любили его сейчас, пусть завтра они и снова перестанут замечать его, будут толкать и пихать, ставить подножки и обливать своим чертовым чаем.
Сейчас, здесь Билл ощущал себя Богом. Маленьким Богом для всех этих людей. Он поклонился еще раз, спускаясь со сцены.
А люди все хлопали, не останавливаясь. Смотрели на него с восторгом и обожанием.

Так странно было видеть своего ужасного Тома на сцене. В костюме. В идиотском костюме, в котором он явно не чувствовал себя таким уверенным, как в своих широких одеждах. Мальчишка как-то неловко зашел на сцену, растерянно посмотрел на микрофон, улыбнулся чему-то своему и подошел поближе к краю, взяв микрофон в руки. Сел на самый край сцены и произнес ужасно привычным голосом:
-Я два сонета прочитаю, - и широко улыбнулся залу. Ему зааплодировали, и мальчишка начал читать, глядя на Билла, только в его сторону, не отдавая свой взгляд никому другому.
Ты говоришь, что нет любви во мне.
Но разве я, ведя войну с тобою,
Не на твоей воюю стороне
И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом?
Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?
И разве не виню себя кругом,
Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей,
Мой приговор - ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно:
Ты любишь зрячих - я ослеп давно.
И снова зал взорвался аплодисментами, шквал эмоций этой толпы, казалось, мог сбить с ног. Мальчишка поднял руку в успокаивающем жесте, и Билл обнаружил, что этот жест Том перенял у него. Он улыбнулся этому открытию и Тому. Мальчишка не остался в долгу и вернул улыбку.
Спрыгнул со сцены, подошел ближе к залу. Остановился около Билла, присел на корточки, взял юношу за руку и начал читать второй сонет.
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Вроде сонет был посвящен женщине, но Биллу казалось, что он написал только для него одного, именно для Тома, чтобы он читал его Биллу, так преданно глядя в глаза, держа за руку, поглаживая пальцы.
Кажется, на глазах выступили слезы, наверное, всё это смотрелось вызывающе странно, но Вселенная уменьшилась до размеров этих двоих странных людей. Они не замечали повисшей тишины и взглядов, которые были устремлены на них. Не видели, как люди начали пожимать плечами, не слышали, как все начали перешептываться.
-Пойдем отсюда? – предложил Том, вставая. Билл только кивнул и пошел за мальчишкой, низко опустив голову.
Странно смотрелись эти двое. Никто не пошел следом за ними, все остались в зале, сидеть с открытыми ртами и вытаращенными глазами.
На улице было ужасно холодно. Том нахлобучил на голову огромную вязаную шапку, застегнул зимнюю куртку. Билл надел куртку и уже собирался выйти, когда Том схватил его за руку и повернул к себе. Глядя на Каулитца круглыми глазами, он прошептал:
-Ты так пришел?
-Ну да, - ответил Билл, пожав плечами. Том нахмурился и снял шапку, одел ее на голову Билла и ухмыльнулся:
-Теперь не заболеешь.
-Зато ты заболеешь, -фыркнул Билл, собираясь вернуть шапку. Мальчишка молча надел капюшон и снова протянул руку Биллу. Юноша вложил холодную ладошку в эту горячую большую руку. Ребята пошли домой. Билл сутулился, старался сделаться меньше ростом. Том же шел, гордо выпятив грудь и широко шагая.
Странно смотрелись эти двое. Словно кто-то вырвал полярно разные картинки из разных книжек и забавы ради приклеил рядом на черное полотно позднего вечера. Потом, подумав, этот кто-то нарисовал немного снега и толстую щербатую луну сверху. И несколько звездочек.

-Ты замерз, - не вопрос, а утверждение. Билл пожал плечами, скидывая тонкую куртку и стягивая шапку. Том, не раздеваясь, прошел на кухню и поставил чайник. Потом откопал где-то в шкафу хлеб и намазал на него джем.
И лишь потом сбросил куртку и соизволил надеть теплые домашние тапочки. Билл улыбался, глядя на то, как мальчишка суетится. В сердце что-то медленно оттаивало. Снова.
-Чего ты там стоишь? – пробурчал Том, проходя мимо него из кухни в комнату, - иди за стол. Бутерброды готовы.
-Да не ем я бутерброды, - вздохнул Билл, кусая ИМЕННО бутерброд. Том молча налил чаю и покачал головой: Билл совсем не умел признавать что-то.
-Так ты замерз?
-Да.
-Тогда пей чай.
-Не хочу чай. В мини-баре виски стоит. Неси.
-Я так и знал, что ты сопьешься, пока меня здесь не будет, - закатил глаза Том и пошел за напитком. Билл хмыкнул и откусил еще, - но только по стакану!
-Я сам решу, столько мне пить, - пробурчал Билл. Так, однако, чтобы мальчишка не услышал. Сказал, и потер замерзшие руки друг о друга.

-Тише, тише, мальчишка, - посмеивался Билл, глядя, как Том безуспешно пытается встать с кресла и при этом громко распевает гимн Великобритании.
-Нет, ты только подумай, - оборвав песнь на полуслове, пролепетал Том, - это кресло меня пожирает. Оно не отпускает меня, представляешь? Оно держит меня своими цепкими пальцами и не желает отпускать. Оно говорит: «ТООООМ, ПОСИДИ НА МНЕ». А я не хочу. Мне ведь встать надо. Ты представляешь себе это, Билл? Представляешь?
-Не могу даже вообразить, - пробормотал Билл, наливая себе полный стакан виски. Кресло мгновенно отпустило мальчишку, и он стоял рядом с Биллом и протягивал ему свой стакан. Каулитц, вздохнув, принял стакан из рук Тома, налил ему виски, вернул стакан. Мальчишка опять упал в кресло, которое только что не желало его отпускать, и снова начал петь гимн Великобритании. Этого ему показалось мало, и Том начал дирижировать себе ногой. Билл глупо хихикал, наблюдая за маленьким идиотом. В конце концов, это была единственная забава в его жизни. А когда эта забава испарялась, оставалось только пить и курить. И книги читать. Вспомнив про сигареты, Билл закурил и начал наслаждаться сигаретой. Впервые за долгое время он чувствовал вкус и виски, и сигарет. Глупо, но это было именно так.
-Эй, почему я должен петь один? – запоздало возмутился Том, спев первый куплет, и снова попытался встать. Потерпев сокрушительную неудачу, парень лениво махнул рукой и остался сидеть в кресле.
-Потому что я еще недостаточно набрался, - пояснил Билл, внимательно оглядывая пьяного в стельку Тома. Тот прикрыл глаза и поморщился:
-Карусели.
-Что?
-Ну, меня как будто уносит куда-то сумасшедшая карусель. Она крутится, крутится, крутится. И самое ужасное, что с нее невозможно сойти. А потом начинает тошнить.
-Тебе спать, наверное, пора, - предположил Билл, которому вовсе не улыбалось лицезреть оставшуюся ночь Тома, которого бы тошнило. Юноша докурил сигарету до половины и, покрутив оставшуюся часть в руке, аккуратно ее затушил. Потому что курить вдруг расхотелось.
-Возможно, - вяло согласился Томас, не открывая глаз, - только мне даже переодеться не во что. Фу, завтра я пойду в колледж грязным. От меня будет вонять сигаретами и вчерашним виски. Я буду небритый и противный.
Билл решил пока умолчать о том, что мальчишка вряд ли будет себя завтра достаточно хорошо чувствовать для того, чтобы еще и пойти на пары. А ему, Биллу, в принципе, все равно, как выглядит ужасный мальчишка, который абсолютно точно послезавтра же переедет обратно к нему, чтобы продолжить отравлять Биллу жизнь своим присутствием.
-Иди умывайся, ходячее несчастье, - хмыкнул он, допивая виски. Сам юноша предусмотрительно принял душ и умылся перед тем, как сесть пить с маленьким чудовищем.

Под одеялом было тепло и уютно. Как будто какие-то добрые феи перестелили кровать так, что в ней хотелось спать. Билл укутался в одеяло поплотнее, слушая, как в душе моется Том. Улыбка не желала сползать с его лица, и юноша подозревал, что выглядит настоящим идиотом.
Через десять минут он начал беспокоиться, не утонул ли маленький идиот в душе?
-Том, - позвал он, - эй, Том, все в порядке?
-Да, - отозвался мальчишка как-то приглушенно, - все нормально. Я скоро!
-Да сиди хоть три часа, - фыркнул Билл, - смотри не расшиби себе лоб только. Не упади, не утони, не захлебнись. И самое главное: не сломай мне полочку под зеркалом!!! Я ее приделывал три часа.
Том ничего не ответил на его пламенную речь, и Билл, отвернувшись к стене, прикрыл глаза. Голова мгновенно закружилась. «Черт. Все-таки я перебрал, - подумалось ему, и в голове сразу зазвучал гимн Великобритании, - не хватало начать дирижировать ногой, как Том». Билл представил себе картину и громко фыркнул.
-Жалко, что вопрос «Какой сонет ты выбрал» неактуален больше, - вздохнул за его спиной Том. Билл вздрогнул и понял, что не заметил, когда вода в ванной перестала литься, что не услышал, как мальчишка шлепал босыми ногами по полу.
-Действительно, - пробормотал он, откидывая одеяло, - ты со мной спать будешь? Или на своей кровати?
-Сомневаюсь, что она застелена, - мягко улыбнулся Том и залез под одеяло, - знаешь, я не спал все это время.
-И я не спал. Теперь мы выспимся.
-Ага, - сонно пробормотал мальчишка, - только в том случае, если меня не будет тошнить.
-Если тебя будет тошнить, то я тебя выкину из своей кровати, - предупредил Билл, поворачиваясь лицом к Тому. Тот тоже повернулся на бок и промолчал, - что? – занервничал Билл.
-Ничего. Просто рассматриваю тебя. Нельзя?
-Можно, - пробормотал Билл, чувствуя, как краснеет, и обнимая Тома за талию, - только делай это как-нибудь тихо, ненавязчиво. Не мешай мне спать.
-Не буду, - прошептал мальчишка, прикасаясь своими губами к его. Легко, почти невесомо. Так нежно и чувственно. Билл прижал Тома к себе еще чуточку ближе и закрыл глаза.
Спокойно. Тихо.
Только тихое сопение рядом.
Утро улыбалось, даря свои лучики проходящим людям, заглядывая в окна домов и говоря: «Просыпайтесь, лентяи!».
Лентяи лежали рядом, обнявшись, и сопели. Иногда Том похрапывал, и тогда Билл тыкал его в бок. Мальчишка приоткрывал один глаз, произносил лениво:
-Грымза.
И засыпал снова. Давно начался новый день, но ребята все никак не могли заставить себя проснуться, встать с кровати. Время от времени один из них открывал глаза, видел, что другой спит и, успокоено вздохнув, засыпал вновь. Сны не снились. Было просто спокойно и тепло.
Часов в пять Билл открыл глаза и понял, что выспался, что если поспит еще хотя бы минуту, то точно будет бодрствовать еще неделю. Тома рядом не было, и юноша сделал вывод, что мальчишка думал также. Откуда-то пахло кофе, приятно щекоча ноздри. Билл вздохнул, потянулся и встал с кровати. Новый день для него начался.
-Привет, - произнес он, входя на кухню, где вовсю хозяйничал Том, - что ты делаешь?
-Завтрак, - коротко ответил тот и оглянулся, наконец, на Билла,- тебе не мешало бы умыться.
-Я так ужасен с утра?
-У тебя полоски от подушки на лице. Честно говоря, выглядишь совсем хреново.
Билл молча поплелся в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, пришел к выводу, что Томас прав. Выглядел он, мягко говоря, не лучшим образом. Волосы растрепались и торчали, губы от долгого сна сильно припухли, из маленьких щелочек весело проглядывали глазенки. Билл вздохнул, глядя на свое отражение, и показал сам себе язык. Включил холодную воду и, постоянно отфыркиваясь, умылся. Почистил зубы и снова показал себе язык.
Когда через пятнадцать минут Каулитц, приведший себя в более-менее приличное состояние, впорхнул на кухню, Том допивал свой чай и читал газету. Выглядел он комично, поскольку сидел в домашнем халате, милейших оранжевых тапочках и в Билловых очках, которые тот иногда надевал, когда читал.
Билл фыркнул громко, обращая внимание мальчишки на себя и, не добившись результата, сел за стол и принялся завтракать.
-Ты похудел, - заметил через три минуты и двадцать семь секунд мальчишка, оторвавшись от газеты и с умным видом глядя на Билла поверх очков. Юноша подавился и посмотрел на Тома изумленно. Тот рассмеялся: - я тебя пародировал. Но ты и впрямь похудел.
-Нет, я потолстел, пока жил с тобой, - возразил Каулитц, откусывая от вкуснейшего бутерброда, - в самом деле, ты только подумай, когда ты жил тут, мы ели по шесть раз в день. Точнее, ты ел и постоянно канючил, чтобы я с тобой посидел.
-И ты сидел. Съедал не меньше, чем я.
-Ну, не мог же я просто смотреть на тебя. Мне надо было чем-то заняться, - Билл вытер руки о салфетку и поднялся.
-Я думаю, что на самом деле ты прожорлив, как свинья, но тщательно это скрываешь, - пробормотал Том, закуривая сигарету. Билл рассмеялся и потянулся за зажигалкой.
На мгновение их пальцы встретились, но юноши отдернули руки, словно их ударило током. Растерянное молчание повисло в воздухе.
-Глупо как-то, - кисло проговорил Том через минуту, - буквально вчера мы признались в своей ориентации всему колледжу, а сейчас словно боимся друг друга.
-Мне не по себе, - признался Билл, затягиваясь и не смотря на Тома, - мне не по себе от того, что мы признались. И от того, что происходит сейчас. И от вчерашнего тоже.
-Глупо, - повторил Том и глубоко затянулся.
-Да.

-Может, все же посмотрим фильмы, которые ты заказал тогда? – робко предложил Том через некоторое время. Каулитц, бездумно пялившийся в потолок, поморщился и помотал головой:
-Не хочу. Они скучные.
-Ты их посмотрел?
-Ну да.
-Поверить не могу, - покраснел Томас, - ты посмел посмотреть их без меня?
-Странный ты. То есть, я, по-твоему, должен быть их поставить пылиться на полку и ждать, пока ты вернешься, чтобы их посмотреть?
-Да.
-Вот еще, - фыркнул юноша, потягиваясь, - а если бы ты вовсе не вернулся? Я бы их вообще не посмотрел?
Внезапно Том быстро пересек комнату и уселся Биллу на грудь, завел руки за голову и, наклонившись низко-низко, низким бархатным тоном прошипел в самые губы Билла:
-Я бы в любом случае вернулся.
Каулитц посмотрел на него растерянно, дернулся, пытаясь высвободиться. Ничего не вышло, Том сидел сверху, держа его руки. Его лицо было в миллиметрах от лица самого Билла и было таким знакомым, таким близким.
Повинуясь внезапному порыву, Билл лизнул мальчишку в нос и громко рассмеялся, когда тот вздрогнул от неожиданности и отпустил его руки, чтобы рукавом стереть слюну Билла с носа.
-Фу, - протянул он, - я сдаюсь. Это ужасно. До сих пор никто не пытался слюнявить мне нос.
Билл покатывался со смеху, держался руками за живот, молотил ногами по дивану. На глазах выступили слезы.
-Ты ужасен, - протянул Том, подходя к проигрывателю, - где диски?
-На полке, - простонал Билл сквозь смех.

На экране мужчина издевался над женщиной. Он привязывал ее к стулу, разговаривал разными голосами, вырывал ей ногти плоскогубцами и засовывал в задницу шампур. Женщина смотрела в потолок и монотонно повторяла, что прячется в стране в шкафу.
Том сидел рядом с Биллом, чувствуя, как тот все крепче и крепче обнимает его. И казалось, сейчас сломаются все кости, что Том плавно перетечет в Билла и останется там навсегда.
Фильм поражал своей жестокостью, а Билл – нежностью. Мужчина в фильме все больше издевался над женщиной, а Билл все нежнее гладил Тома по спине.
Все это было странно, непривычно и выводило из строя. Абсолютно жестокий фильм и невероятно нежный Билл. Том старался запомнить каждое прикосновение, боялся даже дышать.
Фильм закончился непонятно, поскольку за пару минут до финала Каулитц вдруг осторожно поцеловал его в ухо. Том повернулся к нему, ошеломленный, и увидел испуганные глаза любовника: тот явно боялся, что Том оттолкнет его.
Вместо этого мальчишка приподнялся немного, чтобы их лица были на одном уровне, и осторожно прикоснулся своими губами к губам Билла. Тот вздрогнул и, издав тихий рык, подмял мальчишку под себя.
Они целовались страстно, нежно и долго. Губы болели и, казалось, весь воздух из комнаты вдруг выкачали. Том разрывался между желаниями целовать одновременно губы Билла и его прекрасное тело, он не знал, что лучше: умолять Каулитца раздеть его или подождать, пока тот догадается сам. Не понимал, надо ли двигаться, если юноша, целующий его, шарит по его телу нежными руками.
Они тонули в водовороте чувственности, нежности, агрессии и какой-то животной страсти.
Когда Билл потянул штаны Тома вниз, тот застонал громко и испугался, что сейчас все закончится, потому что Билл очнется, снова поймет, что то, что они делают – неправильно. И тогда мальчишка точно убьет сначала его, а потом себя.
Но Билл не отстранился, а только начал быстрее стаскивать его штаны, а в глазах не было ничего, кроме какой-то безумной страсти.
Куда-то далеко полетела футболка, в совершенно противоположную сторону они отбросили джинсы Билла и его футболку.
Каулитц медленными, ленивыми движениями изучал тело любовника, то царапая ноготками, то проводя подушечками пальцев. Том извивался, старался дать этим пальцам еще больше пространства своего тела, подавался навстречу. А Билл делал прикосновения еще менее заметными, лишь проводя по горячей коже самыми кончиками пальцев, щекоча и окончательно сводя с ума.
Потом они снова долго целовались, двигались навстречу друг другу, бормотали что-то. Улыбались в губы, кусали за нос и притрагивались друг к другу. Много, часто, чувственно и как-то… Словно в последний раз.
Когда Билл снял, наконец, с них боксеры, Том задрожал от возбуждения, притянул Билла к себе поближе и забормотал ему в губы, мало понимая, что говорит:
-Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
-Пожалуйста что? – внимательно посмотрел на него Каулитц, касаясь подушечками пальцев напряженного члена мальчишки. Тот пытался податься вперед, чтобы трение было ощутимее, но Билл не позволял, хитро улыбаясь.
-Пожалуйста, трахни меня сейчас, - выпалил он и залился краской. Билл усмехнулся и провел рукой по внутренней стороне бедер Тома. Мальчишка всхлипнул и сжал колени.
-Что? – посмотрел на него Билл, - я только хочу подготовить тебя…
-Нет… Нет… Не надо… Так.
-Так больно, - мягко улыбнулся Билл, разводя колени мальчишки и желая вновь начать ласкать его. Тот упрямо помотал головой:
-Вся, что есть… Моя будет, - едва выдавил он, убирая руку Билла и кладя ее себе на плечи, - пожалуйста… Я ведь… Хочу этой боли, понимаешь?
Билл не понимал. Это было ясно по его лицу, по его глазам.
-Просто сделай это так, хорошо? – попросил он и притянул любовника в глубокий поцелуй.
Нашарил рукой какую-то баночку на столике, что стоял рядом, протянул Биллу.
Подготовив себя, юноша снова начал целовать Тома, одновременно прислоняя возбужденный член к отверстию мальчишки и надавливая. Глаза того расширились, по щекам потекли слезы.
Билл усилил давление, Том вцепился зубами в его плечо, тихонько поскуливая. Он входил медленно, давая мальчишке привыкнуть к ощущениям, да, в принципе, и не мог быстрее.
Продвинулся чуть дальше, и мальчишка вскрикнул, не выдержав, начал пятиться назад, слезая с него, не давая двигаться вперед.
-Больно, - прошипел Том, и Билл сразу же вышел из него, отчаянно сожалея о том, что приходится покидать эту удивительно узкую задницу, - прости, - прошептал Том, обнимая его, - прости, хорошо?
-Ничего, - ответил он, легонько прикасаясь к губам мальчишки своими, - все в порядке. Можем просто пообниматься.
-Да, так, наверное, будет лучше.
Билл сгреб мальчишку в охапку, прижался к нему всем телом. Том был горячим и каким-то незащищенным, своим, родным. Родным до боли.
-Я люблю тебя, - прошептал Томас. Билл вздохнул глубоко, прижимаясь к мальчишке поближе. Возбуждение прошло, и теперь это были почти невинные объятия, если не считать того, что молодые люди были абсолютно голыми.
-Наверное, обниматься будет теплее в кровати, - заметил Билл, - потому что, я уверен, мы уснем. Проснемся от холода.
-Нет, - закапризничал Томас, - полежим немного здесь и переберемся.
-Хорошо, - смиренно ответил Билл, утыкаясь куда-то в шею мальчишки.
Билл проснулся от того, что ему было страшно холодно. В основном замерзли ноги, казалось, что в комнату как-то пробралась зима и забрала все тепло.
Рядом лежал Том, свернувшись клубком, и дрожал. Билл вздохнул, натянул боксеры и пошел в комнату. Там юноша взял плед и укрыл мальчишку. Тот забормотал что-то недовольно, но в одеяло вцепился, натянул его до подбородка и глаз не открыл.
Двадцать минут десятого. Билл потянулся на стуле, положил голову на скрещенные на столе руки. Лень просто сжирала его. Спать уже не хотелось. Как и делать что-либо: учить уроки, читать книги или даже есть.
Умиротворение. Так называлось нынешнее его состояние. Он читал о нем в книгах когда-то раньше, но не понимал, что это, как люди достигают этого состояния. А теперь вот понял.
Он поднялся, открыл холодильник. Пусто. Вообще ничего нет. Юноша закрыл холодильник и пошел одеваться.
Мальчишка наверняка проснется голодным. Потому что по-другому не бывает. Потому что ЕГО мальчишка всегда голодный.

… Он спал, закинув руки за голову и слегка приоткрыв рот. Глубоко дышал, легкая улыбка делала его лицо еще прекрасней. Тело, казалось непривычно бледным, словно сделанным из фарфора. Грудь мерно поднималась и опускалась.
Билл сел на спинку дивана, рассматривая Тома. Сам не заметил, как начал легонько водить пальцем по выступающим ключицам. Мальчишка сморщился во сне: щекотно. Но глаз не открыл, только отмахнулся и продолжил спать. Билл улыбался, как идиот, сидя на диванной спинке, и все смотрел, смотрел, смотрел. Запоминал, откладывал каждую черточку в памяти. Как будто и так не знает каждую родинку на его теле, любую из ассортимента улыбок Тома, словно не разглядывал мальчишку так уже несколько десятков раз.
И все время мало, и хочется посмотреть на него еще, и найти что-то незамеченное, и разгадать его. И кричать на весь дом: МОЙ, МОЙ, МОЙ.
Мальчишка перевернулся на бок. Билл осторожно провел пальцем по выпирающим позвонкам. Том замурлыкал во сне, придвигаясь ближе к ласкающей руке, инстинктивно ловя случайную ласку. Каулитц улыбнулся этому и встал. Все-таки он собирался идти за продуктами.
-Мой, - прошептал он, нагнувшись к самому уху Тома, - ты только мой. И ничей больше.
Мальчишка заерзал во сне, поморщился и уткнулся носом в подушку.
Улыбаясь, как последний идиот, Билл вышел на улицу.

Птицы взмыли ввысь, когда он пинком отрыл дверь подъезда. Билл проводил их взглядом, постоял немного и пошел дальше.
«Как мне хотелось бы быть птицей,» - внезапно подумал он.

-Что ты готовишь? – Том сидел на стуле, уперевшись локтями в стол, и ерзал.
-Курицу жарю. Перестань ерзать! Ты меня раздражаешь этим.
-Ну, вообще-то, у меня задница болит, - задумчиво протянул мальчишка. Билл покраснел, кажется, до самых кончиков волос.
-Я не настаивал на этом…
-Я настаивал, - просто ответил Том и подался вперед, - слушай, скоро эта твоя курица готова будет? Я голодный! Я сейчас… Ну, я не знаю… Сотню гамбургеров съесть готов!
-Не сомневаюсь, - хмыкнул Билл, тыкая курицу вилкой.

-Я завтра не пойду в колледж!
-Пойдешь, - Билл наблюдал, как Том жадно поглощает куриную ножку и пил кофе, - мы и так сегодня не пошли никуда. К тому же, тебе надо забрать свои вещи оттуда, где ты жил.
-У меня задница болит! – возмутился Том, снова заставляя Билла краснеть, - слушай, давай скажем всем, что мы заболели.
-Да. Нас подкосила неведомая зараза.
-Это все любовь! – Том сделал большие глаза и отправил очередной кусок курицы в рот. Билл подавился кофе.

…-Фрау Линшен, это Билл Каулитц… Вы знаете, я заболел, кха-кха… Не знаю, наверное, грипп… Да, я завтра не приду… Да, конечно, я возьму задание…
Билл положил трубку и сердито взглянул на Тома, который тоже только что отложил свой мобильный.
-Грипп, говоришь? – прошипел он, наклоняясь к мальчишке, - во время гриппа принято лежать и пить горячий чай.
Когда Том в ответ лизнул его в нос, Билл просто растерялся.
-Теперь у нас есть несколько дней свободного времени, - сверкнул глазами Том, медленно подбираясь поближе к Биллу.
-У тебя задница болит, - напомнил тот, и мальчишка сник.
-Мог бы не напоминать. А вообще-то я имел ввиду что-то совсем другое.
-Например?
-Например, ты мог бы рассказать мне о своей семье. Я ведь ничего о тебе не знаю! Вообще! Только фамилию, имя и когда ты родился.
-Некоторые знают только фамилию и имя, - заметил Билл, стирая со стола крошки от обеда, - и вполне довольны.
-Я – не все!
Билл выглядел кисло. Как будто только что отправил в рот огромную лимонную дольку. Или даже целый лимон. Ему хотелось забыть навсегда о семье, о том, как хорошо было раньше и как сложно стало недавно.
-Не думаю, что тебе надо знать.
Том закусил губу:
-Позволь мне самому решать.
-Позволь мне самому решать, что тебе знать, а что нет! – внезапно разозлился Билл, в сотый раз выполаскивая тряпку. Том фыркнул и вышел из кухни. Билл закурил.

-Что ты хочешь знать?
-Все, что ты решишь мне рассказать.
-Я не хочу ничего рассказывать.
-Тогда молчи, - мальчишка пожал плечами и вытянулся на кровати во весь рост. Статный человек в телевизоре бубнил что-то о политической обстановке, но его никто из ребят его не слушал, - можешь просто лежать со мной. Я позволяю тебе.
Брови Билла взметнулись вверх, он скрестил руки на груди, облокотился на косяк и презрительно посмотрел на Тома:
-С чего ты взял, что меня прельщает перспектива просто лежать с тобой?
-Ну, ты же пришел зачем-то. Наверное, не постоять в дверях и не поглазеть на меня.
-Я не буду рассказывать тебе о себе.
-Ты параноик.
-Отчего ты так решил?
-Я один раз попросил тебя рассказать мне о себе. Тебе не кажется, что я не настолько тупой, чтобы не понять, когда мне говорят НЕТ?
-Раньше ты не понимал.
-Взрослею, наверное. Ты долго еще будешь в дверях топтаться?
-Я думаю, что потопчусь здесь пару минут еще и пойду гулять, - хмыкнул Билл, направляясь, вопреки собственным словам, к мальчишке. Тот весело улыбнулся и немного подвинулся.

-Билл, тебе никто не говорил, что ты тяжелый? – засмеялся Том, когда Каулитц влез на него.
-Мерзавец, - буркнул в ответ юноша, обнимая мальчишку. Тот мигом успокоился, перестал хохотать. Запустил пятерню в волосы Билла, пропуская черные пряди сквозь пальцы.
Каулитц замурлыкал тихонько, практически ощущая, как растекается что-то внутри теплыми волнами, разрастается, становится огромным, подобно чудовищу, и мягким, как самый нежный шелк.
И глупая улыбка на губах и узоры, рисуемые на теплом теле… И тихое дыхание, и сердца стук…
-Эй, ты уснул? – Том потянул его за волосы вверх, развевая туман очарования, одним лишь движением сдувая дымку мечты, - о чем ты думаешь?
-Ни о чем, - прошипел Билл, ложась рядом с мальчишкой, - я не думаю абсолютно ни о чем… Хотя нет, подожди, - он сделал вид, что вспоминает что-то. Том уставился на него, ожидая ответа, - точно! Я думаю о том, как я мог связаться с таким мерзким маленьким мальчишкой?
Том открыл рот. Потом закрыл его. Выпучил глаза, прикусил нижнюю губу.
-Я шучу, кретин, - рыкнул Билл, наваливаясь на него и целуя в губы. Том просиял и обнял его. Снова очарование двух горячих тел.

-Я тебя хочу.
От этой простой фразы у Билла волосы на голове стали дыбом, к щекам прилила краска, а член встал по стойке смирно. Тому обязательно надо было испортить всю романтику прекрасного дня, разрушить красоту невинных прикосновений и робких, каких-то боязливых поцелуев.
-У тебя задница болит, - буркнул он, отворачиваясь. В самом деле! Что за свинство, предлагать себя человеку осознавая, что дать не можешь.
-Это не мешает мне тебя хотеть, - поцеловал его в плечо Том, - а еще я тебя люблю, - мальчишка переполз на другую сторону кровати, чтобы видеть Билла, и повторил фразу: - я тебя люблю.
-Да слышу я, слышу, - излишне широко зевнул Билл. Том ухмыльнулся и лег рядом. Каулитц как-то рефлекторно обнял его и притянул к себе.
-Я спать не хочу.
-И я не очень об этом мечтаю. А что делать-то? Мы ведь болеем.
-Пойдем куда-нибудь? Вместе?
-О, да. Пойдем в кино. Я приглашаю тебя на вечерний сеанс. Билеты возьму на последний ряд. Мы будем весь фильм целоваться, я обязательно залезу тебе в штаны, а ты будешь краснеть и пытаться вырваться. А потом мы пойдем с тобой в кафе.
-Нет, в суши-бар, - поправил Том.
-Хорошо, в суши-бар. Там мы объедимся, будем держаться за животы и хохотать. Потом мы придем домой и будем всю ночь трахаться.
-Заниматься любовью, - снова поправил Том.
-Сексом, - пошел на компромисс Билл, притягивая мальчишку поближе к себе.
-Всю ночь, - мечтательно произнес тот, откидывая голову назад. Билл поцеловал его в шею и кивнул, - тогда я, пожалуй, приму твое приглашение.
-Я счастлив, - фыркнул Каулитц, - а теперь ты можешь замолчать и уснуть.
-А после этого славного секса ты расскажешь мне, наконец, о своей семье, - не успокаивался Том.
-Да-да-да, спи уже, - пробормотал Билл в полудрёме, - неугомонный мальчишка.

-Я хочу крабов.
-А я хочу морскую свинку. Но это же еще не значит, что я брошу все дела и понесусь покупать животное?
-Но я очень хочу крабов. Гораздо больше, чем ты хочешь морскую свинку.
-Я уверен, что не хочешь.
-Нет, ты не уверен, не уверен, - Том сердито посмотрел на Билла и стукнул кулаком по кровати, - ни черта ты не уверен! Я. хочу. Крабов.
-Том.
-А?
-Мне плевать, что ты хочешь крабов. В конце концов, мы находимся в одинаковых положениях: мы оба спим.
-Нет, мы не в одинаковых положениях. Совсем. Абсолютно. У тебя, в отличие от меня, не болит задница. Поэтому вставай и иди в магазин. За крабами. Немедленно. Иначе я умру от голода.
-Почему я жалею о том, что помирился с тобой? – пробормотал Билл, вставая с постели. Том огрел его подушкой и отвернулся.
-Вот! – патетически воскликнул Билл, грустно рассматривая пальцы на ногах, - вы понимаете, что я живу в доме с деспотом? Можно сказать, с тираном, – пальцы на ногах пошевелились, словно говоря «Да, Билл, понимаем». Юноша продолжил, - и как же мне быть? Если я не пойду за крабами, он изведет меня. Если я пойду за крабами, я замерзну. Кроме того, я еще не выспался.
-Ты с кем разговариваешь? – повернулся Том, подозрительно глядя на него, - ты с ума сошел, да?
-Я с ума сошел тогда, когда не выгнал тебя в первый же день нашего знакомства. А сейчас я просто качусь в обрыв сумасшествия со скоростью, подобной скорости света.
-Ничего не понял, - буркнул Том, - только то, что вряд ли ты сказал что-то приятное.
-Как же ты прав, - фыркнул Каулитц, натягивая джинсы, - слушай, может быть, ты все-таки не хочешь крабов? Ну правда. Мне так лень выходить на улицу. К тому же мы болеем. К тому же я все еще хочу спать.
-Если мы не будем выходить на улицу, то просто умрем от голода. Холодильник пуст.
-КАК ПУСТ? Я недавно покупал еду.
Том потупил взгляд. Билл вздохнул и надел футболку.
-Обжора, - вздохнул он, натягивая куртку, - я буду через двадцать минут. И если за эти двадцать минут ты передумаешь есть крабов, то я сверну тебе шею.
-Я тебя люблю.
-А я зубы не почистил, - ответил Билл, закидывая в рот жвачку, - а, между прочим, раньше я всегда их чистил перед тем, как выходить на улицу.
-Ты меня любишь, - расплылся в улыбке Том.
-Просто я не хотел больше слушать твое нытье о том, какой ты несчастный и как хочешь есть, - расхохотался Каулитц, выходя за дверь.

Выйдя из подъезда, юноша сразу наступил в лужу.
-Очень приятно, - пробормотал он, отряхивая ботинок, - прямо прекрасное начало прекрасного дня.
Птицы орали во всю глотку, деревья весело покачивали ветками, а солнце припекало.
«Весна, - подумал Билл, направляясь к магазину, - пора любви, надежды и гормональных всплесков. Все друг друга любят, прекрасное настроение и все такое. Как хорошо на улице».
-Каулитц! – услышал он позади себя неприятный визгливый голос. Вздохнул. Обернулся. Недалеко от него стоял Карл, дружок Тома, - Как дела, дружище? – расплылся в улыбке неприятный тип, подходя к нему поближе, и похлопал по плечу, - как там Том?
-Он болеет, - выдавил из себя Билл, натянуто улыбаясь, - он просто болеет. У него жар. Температура. Кашель. Кха-кха, - показал наглядно Билл, что такое кашель, потому что Карл молча стоял и кивал.
-Кха-кха, говоришь? – хмыкнул тот, - кашель? Температура?
-Ага.
-А ты, значит, его лечишь? Эдакая личная сиделка?
-Нет, я тоже болею.
-Кашель, температура?
-Кха-кха, - подтвердил Билл, растерянно глядя на парня. Никогда прежде тот не разговаривал с ним так дружелюбно. Это наводило на нехорошие мысли.
-Что ж ты по улице бродишь? – всплеснул руками Карл.
-Еда закончилась.
-Надо было позвонить, мы бы вам всё купили. Не можем же мы отказать в помощи нашим друзьям, - парень положил руку на плечо Билла и слегка сжал его. Каулитц поморщился.
-С каких это пор ты мне друг? – спокойно спросил он, глядя в глаза Карлу. Тот очаровательно улыбнулся, сжав плечо совсем сильно.
-С тех самых пор, дорогой, как МОЙ друг признался ТЕБЕ в чувствах. Между прочим, при всем колледже. И я не убью тебя только из-за того, что Том – мой друг, хоть ты и отвратительная змея, которая сбила мальчишку с пути истинного. Еще бы, посмотри на себя, Билл. Ты можешь совратить любого парня, - Карл силой развернул Билла лицом к какой-то витрине, - посмотри на свои губы, на свой нос. А глаза, Каулитц! Нет, глаза – не самое лучшее, что в тебе есть. Посмотри на свою задницу. Ты видел ее со стороны? Нет? Напрасно.
Руки парня лапали его, бегали по телу, останавливаясь на талии, задерживаясь на бедрах, чуть сдавливая и отпуская.
-Отвали, - воскликнул, наконец, Билл, отталкивая Карла от себя, - какого черта тебе надо?
-Мне надо, - прошипел парень, - чтобы ты в покое Тома оставил.
-Иначе что? – прищурился Билл, - ты побьешь меня? Боже мой, Карл, дорогой, я НЕ боюсь боли, ясно? Я НЕ боюсь насмешек и пересудов. Я привык, милый.
-ТЫ-то не боишься, - хмыкнул парень, - а вот Тому, я думаю, всё это будет в новинку. И если ты думаешь, что я не побью его из-за того, что он мой друг – ты ошибаешься.
Билл молча развернулся и пошел в направлении магазина. Было ощущение, что куда-то глубоко в душу нагадила огромная кошка.

-Ты принес крабов?
-Да.
Мальчишка просиял, бросился к нему на шею, обжег губы дыханием, шепча, что Билл – самый хороший, милый, добрый. В груди что-то защемило. Он улыбнулся обворожительно, отлепил от себя Тома, поставил пакет на стол и пошел снимать куртку.
Вернулся на кухню, налил себе полный стакан виски и одним махом осушил его.
-Надеюсь, ты сможешь приготовить крабов сам? Их просто надо сварить, - устало пробормотал он, снова наливая виски.
-Надеюсь, ты не успеешь налакаться до того, как я сварю крабов? – в тон ему поинтересовался Том, глядя, как Билл вливает в себя второй стакан янтарной жидкости, - потому что сидеть и смотреть на твою пьяную кислую рожу у меня нет никакого желания.
-Мне надо в душ, - вспомнил отчего-то Билл прикосновения чужих мерзких лап к своему телу.
-Как хочешь, - пожал плечами Том, набирая воду для крабов, - эй, на тебя варить?
-Вари, - согласился Каулитц, раздеваясь, - только немного!
«Я не отдам никому моего Тома, - вдруг твердо решил он, - вообще никому. Мой. Только мой».
Юноша улыбнулся своим мыслям и залез под душ. Теплые струйки воды смывали ненависть, грязь и гадкие слова. Мысли приходили в порядок, руки перестали дрожать.
-Том!
-Что?
-Поболеем еще недельки полторы? – он подошел к мальчишке, обнял его сзади, прижимая к себе крепко, в голове пронеслась злорадная мысль о том, что вот он Том – его, ничей больше. И никто не отберет.
-Хорошо! – расцвел в улыбке мальчишка, поворачиваясь к нему лицом и мимолетно целуя в губы, - можем даже заболеть каким-нибудь страшным бронхитом и не ходить два, нет, три месяца!
-Там посмотрим, - мягко улыбнулся Билл и сел за стол, - скоро там крабы будут готовы?
-Да. Ты нальешь мне виски?
Билл посмотрел на Тома задумчиво, подцепил ногтем какую-то едва заметную крошку со стола.
-Только не надо гундеть насчет моего возраста! – предостерег Том.
-Хорошо, - вздохнул Каулитц, вставая со стула и направляясь в сторону мини-бара, - только не так, как в прошлый раз. Мне не понравилось то, что ты напился.
-Я напился?
-А кого кресло выпускать не хотело?
-Меня, - признал Том, отворачиваясь к плите, - но это… это… это…
-Это было алкогольное опьянение, мальчишка, - фыркнул Билл, возвращаясь на кухню с бутылкой виски. Том махнул рукой и закурил:
-Зато мне было весело.
-Так люди и становятся алкоголиками.
-Зануда.

Смех разрывал комнату надвое. На ту часть, где сидел, насупившись, Билл и на ту часть, где хохотал Том. Мальчишка смеялся уже двадцать минут подряд, без остановки, до слез, до боли в животе. По телевизору шло какое-то невероятно забавное шоу, и Том смеялся над КАЖДЫМ словом участников программы. Каулитц юмора не понимал и поэтому хмурился. Он честно пытался понять тонкий юмор участников передачи, но кроме слова «идиоты» на ум ничего не шло.
В конце концов юноше надоело это, и он отправился в кровать. Теперь, лежа и слушая взрывы истеричного хохота, он жалел о том, что разрешил мальчишке пить. Томас становился каким-то особо ужасным, когда был пьяным. Он краснел, бледнел, зеленел; в общем, вполне успешно изображал из себя хамелеона. Помимо всего прочего, мальчишка бурно реагировал на любую фразу, и то готов был броситься в драку, то начинал смеяться над малейшим намеком на юмор.
-Кретин, - вынес ему вердикт Билл, за что немедленно получил пяткой по колену, - истерик.
Мальчишка, слава Богу, последнего заявления не услышал, потому что покатился со смеху от очередной шуточки.
И вот, Биллу надоело.
Поэтому он лежал сейчас в кровати, один, смотрел в потолок и ждал, когда Том наржется, чтобы обнять мальчишку и уснуть. Как назло, шоу все не заканчивалось, и Билл начинал злиться. Бесило все: Том, телевизор, друзья Тома. Даже потолок – и тот бесил.
Через некоторое время хохот поутих, а потом и вовсе прекратился. Зато комнату начали сотрясать громкие раскаты храпа.
-Прекрасно, - проговорил вслух сам себе Билл, - я ждал его, чтобы уснуть с ним, а он посмел отрубиться в кресле. Маленькая дрянь.

Глава 8.
I think I'm a banana tree
Oh dear, I'm going slightly mad
I'm going slightly mad
It finally happened, happened
It finally happened uh huh
It finally happened I'm slightly mad - oh dear !
(Мне кажется, что я – банановое дерево.
О, дорогой, я схожу с ума,
Я схожу с ума,
Наконец, это произошло.
Наконец, это произошло.
Я СЛЕГКА СОШЕЛ С УМА!)

-Такси! – Том стоял на обочине дороги, покачиваясь. Мимо проезжали шикарные машины, автомобили поскромнее и ужасные развалюхи. Мальчишка выглядел нелепо на краю тротуара, именно поэтому Билл, смеясь, оттащил его.
-Пойдем пешком, - поцелуй в щеку, - не так уж далеко до дома, - мягкий смех.
-Пешком – так пешком, - согласился Томас, почти вешаясь на Билла, - только ты меня понесешь. Я твой ценный груз.
-Мой ценный груз весит больше меня, - недовольно фыркнул Каулитц, пытаясь сбросить неожиданную ношу. Напрасно. Мальчишка вцепился в него клещом. И смеялся, - Я тебя убью, - пыхтел Билл, пытаясь извернуться и скинуть нахала, - Я тебя зарежу. Я тебя съем. Я тебя раздавлю. Я тебя…
-Трахну? – весело подсказал Том. Женщина, стоявшая неподалеку, посмотрела на них с осуждением. Биллу показалось, что она едва сдерживается, чтобы не покрутить пальцем у виска.
-Слезь с меня! – серьезно прошипел он. Том послушался, - Так-то лучше. Пойдем домой? – юноша протянул Томасу руку. Мальчишка вцепился в него теплой ладошкой и первый попер вперед, как танк, со странно-серьезным выражением на лице. Таким серьезным, что Билл едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
И почему они не поехали на такси? Какого черта поперлись окольными дворами? Кто их тащил?
-Срежем? – предложил Том, заходя в какой-то темный двор. Билл кивнул, тащась за мальчишкой, как собачонка за спешащим хозяином.
В темноте двора Том развернулся к нему и страстно поцеловал. Каулитц с энтузиазмом ответил на поцелуй. Десять минут они целовались, как сумасшедшие. От этого дела их оторвали аплодисменты. Ребята отскочили друг от друга, как ошпаренные.
К ним не спеша подходил Карл. Недалеко стояло еще человек пять.
-О, да что вы, не обращайте на нас внимания, - ухмыльнулся парень, - продолжайте.
Билл напрягся. Том отошел на полшага назад.
-Эй! – Карл стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от Билла, и толкнул юношу на Тома, - давайте! Целуйтесь!
-Нет, - Билл сложил руки на груди, - не для твоих глаз зрелища. Ты грязный. Фу, - молодой человек поморщился, Том прыснул.
Дружки Карла подошли ближе.
-Я предупреждал тебя, Каулитц, - весело улыбнулся Карл, - я ведь играю честно. А вот ты, кажется, не понимаешь…
-Это ты не понимаешь, Карл, - мягко улыбнулся Билл.
-Ну… Что ж… Ты отказался играть по-честному, - задумчиво произнес его собеседник, - значит, придется применить жесткие методы, правда?
Его дружки давно уже окружили ребят. Первым ударил парень с лицом гориллы. Он схватил Тома за плечо и свободной рукой ударил его в живот. Мальчишка согнулся, шумно выдохнул. Билл дернулся, хотел помочь Томасу, но какой-то парень держал его за руки.
Он пинался, шипел, орал, извивался. Его не отпускали. Не отпускали, не давали помочь Тому. Мальчишка уже давно лежал на земле, а Карл и его компания мутузили его ногами. Не принимал участия только парень, державший Билла.
-Ну вот, - наконец, удовлетворенно произнес Карл, отходя от скорчившегося на асфальте Тома, - теперь ты понимаешь, что мальчику будет только хуже, если он останется с тобой? – парень подошел поближе, - А в следующий раз мы его тр*хнем, - сказал он Биллу на ухо и почти нежно поцеловал в щеку. Каулитц дернулся, отпрянул. Карл рассмеялся, - отпусти его, - приказал он своей шавке, и Билла отшвырнули. Юноша упал на колени недалеко от того места, где лежал его мальчишка. Не вставая, подполз к нему.
Они разбили ему лицо. Места живого не осталось.
Они явно сломали ему ребра – вон, как надсадно, свистя, дышит.
Билл дрожащими руками нашарил телефон в кармане куртки, вызвал скорую.
-Том, Том, - звал он, баюкая мальчишку в руках, - эй, хороший мой… Ну очнись… Пожалуйста…
Мальчишка громко сипел, открывал и закрывал рот. Он не приходил в сознание, лежал в его руках безвольной тряпкой.
-Ты только выживи… Ты только… Проснись, приди в себя. Эй…
Он шептал что-то Тому на ухо, гладил по волосам. Говорил что-то важное и забывал. Давал обещания и не помнил, какие.
Когда, наконец, приехала скорая, он разрыдался. Он плакал взахлеб, навзрыд. Он рыдал в три ручья.
Доктора посмотрели на него, померили пульс и вкололи ему успокоительное.
Живой… Живой.
Ублюдки.
Он будет играть по их правилам. Главное, что Томас будет живой… И невредимый.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

Глава 2.
Just one year of love
Is better than a lifetime alone,
One sentimental moment in your arms
Is like a shooting star right through my heart.
(Всего один год любви
Лучше, чем жизнь в одиночестве
Один сентиментальный момент в твоих руках
Как звезда, пронзающая мое сердце)

… Незаметно пришло лето. Незаметно Билл смирился и с той мыслью, что он теперь – друг половине девочек из колледжа. Незаметно он привык к пошлым занавескам в квартире.
Неизменной осталась лишь саднящая боль в груди. Боль просыпалась, когда кто-нибудь говорил слово «Том», когда он видел широкие штаны и огромные майки, когда в толпе мелькал человек с пучком дредов на голове, когда кто-то кому-то говорил «Я тебя люблю».
Эта боль не притуплялась, её не становилось меньше. Она словно пустила корни в сердце юноши, прочно засела там, проросла. Распустилась пышным большим цветком, и все цвела, цвела, цвела.
Иногда на него нападала апатия, и парень сидел всю ночь в кресле, глядя в одну точку и медленно потягивая виски. Впрочем, напиток тоже потерял для него свою привлекательность: его как будто лишили вкуса. И он напоминал о Томе. Честно говоря, Биллу всё напоминало о Томе. Все, кроме отвратительных красно-черных занавесок. И за это Билл даже полюбил их.

-… И вы не прикоснетесь больше к нему своими грязными руками? Даже если он будет продолжать… Встречаться с парнями? – Каулитц закурил, смотря Карлу в глаза. Тот ухмыльнулся:
-Да, мы не притронемся к нему.
-Почему, Карл?
-Что почему? – этот мерзкий тип явно понял его вопрос! Так зачем он переспрашивает? Поиздеваться?
-Почему мы с ним не можем быть вместе?
-Потому что ты – урод. Потому что тебе просто хочется в люди выбиться.
-И тебе кажется, что я вот таким бы способом выбился? – прищурился Билл, - Карл, у тебя логики не больше, чем у кролика, который живёт в живом уголке в колледже. Пойти поздоровайся с ним – он твой брат родной.
Удар. Билл охает, но гадко улыбаться не перестает.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Как ты? Вспоминаешь меня? Или все читаешь свои книги? Я – плохо, если тебе интересно. Я больше не могу любить».

-Анна, отвали, - Каулитц отмахнулся от девушки, когда та подсела слишком близко, мешая смотреть фильм. Анна надула губы, но отваливать явно не собиралась.
-Ты слишком много времени проводишь дома. Пойдем гулять?
Эта девушка считалась его лучшей подругой, потому что приходила чаще других и была беспардоннее остальных. Именно Анна считала, что имеет полное право придти к Биллу в три часа ночи, пьяная, с потекшей тушью и сломанным каблуком. Именно Анна целыми днями сидела у него, разговаривала с ним и вообще вела себя хамски.
-Мне плевать, - ответил Каулитц, не отрываясь от фильма.
-Тогда пойдем. Я буду готова через двадцать минут.
Билл вздохнул и ничего не ответил. Девушка была слишком активна. Она заняла всё его существование. Всё время и пространство. Вообще всё.
Кроме, пожалуй, сердца. Маленького и холодного сердца.

-Когда ты улыбаешься, мир становится лучше самых вкусных леденцов! – Том сидел рядом и заворожено смотрел, как Билл ржет над шуткой в комедии.
-Это ты откуда такое взял? – повернул к нему голову Каулитц, просмеявшись.
-Фильм умный посмотрел.
Это потом Билл узнал, что умным фильмом был мультсериал «Сейлор Мун», а в тот вечер он даже записал фразу на листочек, чтобы не забыть.

-Ты еще не готов? – Анна стояла в дверях комнаты и хмурилась. Каулитц отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, и закурил, - Не кури в комнате! – девушка подошла ближе и попыталась забрать у юноши сигарету.
-Пошла к черту, - прошипел он, уворачиваясь. Анна фыркнула и ушла.
Одиночество убивало.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Встречаешься с Анной? Она ужасна. Она недостойна тебя.
Нет, проваливай из моей головы. Ты мне не нужен».

Билл убирался в квартире и пел. Пел и убирался. Убирался потому, что успел так загадить комнату, что она напоминала пристанище для бездомных, а пел потому, что настроение было такое… Как раз для песен.
Somebody - somebody
Can anybody find me somebody to love?
Got no feel, I got no rhythm
I just keep losing my beat
I'm ok, I'm alright
(Кого-нибудь, кого-нибудь
Может ли кто-нибудь найти мне кого-нибудь, чтобы полюбить?
У меня нет чувств, нет ритма,
Я теряю обороты.
Я в порядке, я в полном порядке)

Песня была из какого-то далекого детства и, помнится, он не понимал, о чем она. Не видел в ней смысла. Теперь смысл появился, и Билл пел ее часто. Пел, иногда даже плакал. Глупо, конечно. Но так хотелось найти кого-нибудь, чтобы полюбить.
Кого-нибудь кроме.

-Билл, ущипни меня!
-Зачем?
-Я не могу поверить своим глазам! Ты приготовил Самый Вкусный Пирог?
-Нет, всего лишь пирог с яблоками. Шарлотку, - сдержанно ответил юноша, стараясь не заулыбаться.
-Нет, это именно Самый Вкусный Пирог! – Том повис на нем, почти пригнул к земле и поцеловал в щеку, - это так… Так… Так…
-Мило, - подсказал Билл, пытаясь не упасть.
-Да! Именно мило.

Через двадцать минут Билл плюнул на уборку, тем более он уже навел визуальный порядок, а больше ему ничего не надо было.
На столе покоилась книга Мураками. Каулитц потёр ладошки, налил в стакан виски и вдруг память подсунула очередное кретинское воспоминание.

-Почитай мне! – Том сел по-турецки на диване и вперился в него взглядом.
-Что тебе почитать?
-Что ты там обычно читаешь?
-Я читаю все подряд. Что конкретно ты хочешь послушать?
-Что-нибудь интересное.
-На мой взгляд, любая книга по-своему интересна. Что тебе почитать?
-Отвратительный, занудный, мерзкий, неприятный хрен. Какая разница, что читать? Я хочу послушать, как ты будешь читать мне книгу. Можешь взять любую книгу. Даже ту, что лежит у меня под задницей.
-У тебя под задницей лежит книга?
-Ну да.
-ТЫ ЖЕ ПОМНЕШЬ ЕЕ СВОЕЙ Ж*ПОЙ!!! Что там? – Томас выудил книгу из-под пятой точки и бросил ее Биллу. Тот едва успел словить.
-Мураками, - хмуро прочел он и отрыл книгу, - «Так девушка из Ипанемы смотрела на море в шестьдесят третьем году. И сейчас, в восемьдесят втором, девушка из Ипанемы смотрит на море точно так
же.
Старше она не стала. Запечатанная в свой образ, плывет себе тихонько по
морю времени... А может, и стала старше - и тогда ей должно быть уже под
сорок».
-Скучно, - зевнул Томас и лег на диване, - невероятно скучно. Как ты это читаешь?
Билл пожал плечами и отложил книгу.

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Я тебя ненавижу. Вернись».

Билл отшвырнул книгу, пообещав себе прочесть ее, как только память умрет.
За окном светило солнце, и юноша решил пройтись. Тем более, сигареты закончились, а это означало, что либо надо идти самому, либо просить Анну купить пачку. Второго не хотелось, потому что от девушки было сложно отвязаться.
Билл встал, потянулся, надел штаны и футболку, зашнуровал кроссовки, натянул темные очки и вышел из дома.

На улице было пасмурно. Весь день то начинался, то прекращался противный мелкий дождик. Вставать не хотелось, да и не надо было – воскресенье. Билл лежал в постели, изредка потягивался и буравил взглядом потолок. Страшно хотелось курить, но дойти до подоконника было лень, так что приходилось терпеть.
Иногда ему казалось, что совсем скоро наступит тот момент, когда он убьет Тома, сомкнет руки на тощей шее и будет душить до тех пор, пока глаза из орбит не вывалятся, язык не посинеет и не завоняет мочой.
Мальчишка был навязчив до зубной боли. Казалось, от него нет спасения. Три месяца подряд, каждый день, каждый Божий день, вне зависимости от погоды и политической обстановки, Биллу надоедал его сосед Том, доверяя все самое сокровенное. Да что там, все самое сокровенное! Все… Абсолютно все.
Иногда хотелось подойти к стене и удариться о нее головой.

Хотелось удариться о стену головой, когда он шел по парку и встретил Тома. Тот тоже шел в очках, поэтому Билл не увидел его глаз. Он просто прошел мимо, сделав вид, что не заметил мальчишку.
А так хотелось догнать, завязать разговор, поймать улыбку…

ИЗ ДНЕВНИКА ТОМА:
«Я тебя ненавижу. Точно».

Глава 4.
Итак, шестнадцатого июня наш герой придумал Дело. Дело было гениальным, интереснейшим и презабавнейшим. А главное, Дело давало маленькую, буквально наималейшую возможность встретить мальчишку. Билл, конечно, не признавался даже сам себе, что действительно ХОЧЕТ случайно (да-да, именно случайно!) наткнуться на Томаса в квартире, где они были счастливы.
Семнадцатого июня Билл вырядился в черные одежды и в восемь часов тридцать две минуты вышел из дома. Через некоторое время юноша уже стоял под окнами своей старой квартиры. Сердце не хотело сидеть в отведенной ему грудной клетке и вовсю рвалось наружу, а сам Билл стучал зубами – разумеется, от холода, а вовсе не от волнения.
Он уже сделал шаг по направлению к двери, когда сообразил, что в окне нужной ему квартиры горит свет. Вариантов было два: либо Томас, растяпа, забыл выключить свет (на душе потеплело), либо он дома (сердце застучало еще быстрее). Не один (руки сжались в кулаки)
Поскольку в планы нашего героя вовсе не входило вламываться в жизнь бывшего друга, он развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел к площадке около дома. Просто покурить. И ни в коем случае не понаблюдать за окнами квартиры мальчишки.
Но одна сигарета сменилась другой, а затем и третьей. За третьей последовала четвертая. На ней пачка, слава Богу, закончилась, а то Билл уже начал чувствовать подступающую тошноту.
Юноша поднялся со скамьи, отряхнул джинсы и пошел в противоположную от общежития сторону. Сердце все так же часто билось, а зубы все так же клацали. Каулитц даже сжал зачем-то руки в кулаки. Зачем? Он и сам не знал.
Восемнадцатого июня Билл целый день не думал про Тома. Он проснулся в отличном настроении, высморкался и пошел на кухню, шлепая босыми ногами по тёплому полу. Сквозь незашторенное окно пробирались солнечные лучики. Каулитц впервые за все лето обратил на них внимание, улыбнулся и пошел к кофеварке. Солнце в ответ на его улыбку засияло еще ярче.
Довольно щурясь, юноша отхлебнул крепкого напитка и сложил ноги на стол. В такой позе жизнь нравилась ему еще больше, и он снова улыбнулся. И яркий желтый шар одарил его еще большей улыбкой, солнечный свет словно проник во всю комнату, заполонил всё пространство. И самого Билла тоже. Он чувствовал, как свет наполняет его, как легко на душе и как хочется петь.
В двенадцать сорок три пришла Анна и сообщила, что они идут за покупками. Каулитц улыбнулся ей обворожительно и предложил кофе. Девушка схватилась поочередно за сердце, за голову и за щёки. Потом недоверчиво посмотрела на Билла и тихонько согласилась на маленькую кружечку кофе (обязательно без сахара). Юноша кивнул и налил Анне напиток. Та смотрела на него большими глазами и опасалась отпить. Видимо, боялась, что Билл решил отравить её. Юноша только улыбался и, слегка склонив голову, наблюдал за девушкой.
Анна попила кофе и ушла, забыв, видимо, зачем вообще приходила. На её лице было написано искреннее недоумение, смешанное с неописуемым восторгом, а улыбка, расползшаяся от одного уха до другого, не могла не пугать.
Когда девица ушла, Билл сел смотреть телевизор и преувеличенно громко смеялся над шутками ведущего. На часах было четырнадцать сорок. Стрелки часов ползли не просто, как черепахи, а как черепахи, запряженные подарками для детей олигархов. Билл всё смеялся громко, а стрелки всё ползли. Словно нарочито медленно, словно издеваясь. В конце концов, Каулитц не выдержал, снял эти часы со стены и спрятал их под подушку.
Когда он курил на балконе примерно в пятнадцать двадцать три, на поручень сел голубь. Удивленно посмотрел на юношу, буркнул что-то и нахохлился. Юноша хотел прогнать птицу, а вместо этого просто вылупился на нее. Голубь снова буркнул и поглядел укоризненно.
-Извини, - сказал Билл. Птица посмотрела на него недоуменно, и он пояснил: - за то, что пялюсь.
Голубь буркнул и отвернулся. Билл отвернулся тоже и закурил вторую сигарету. Когда он повернул голову обратно, голубя уже не было. Только белая клякса некрасиво растеклась по перилам. Юноша поругал птицу, проклял его до седьмого колена и снова отвернулся. Голубь выглянул из-за стены, разделявшей балкон нашего героя с соседним, и буркнул презрительно. А потом улетел.
Каулитц докурил и зашел в квартиру. Здесь пахло утренним кофе и пылью. Юноша постоял на одном месте, таращась перед собой, потом пошел в комнату и достал из-под подушки часы. Те показывали пятнадцать двадцать три. Первой мыслью Билла, когда он увидел время, было убить часы, но потом он сжалился над ними, решив, что время всё равно не ускорит свой ход, испугавшись расправы над какими-то там часами. Поэтому Билл решил почитать.
Юноша открыл книгу Харуки Мураками и впился глазами в текст. Перечитав предложение «Она, если разобраться, тоже нуждалась в помощи» в четвертый раз, Билл лизнул языком палец и перевернул страницу. Чтение не занимало должным образом. Он перечитывал каждую строчку по сорок раз и не понимал смысла написанного.
«Выпить», - мудро решил наш герой и побрёл к мини-бару, что находился в другой комнате. Походя он взглянул на часы. Пятнадцать пятьдесят. Каулитц нахмурился и решил больше никогда не смотреть на часы. Тем не менее, возвращаясь обратно в комнату, он снова бросил взгляд на циферблат. Как будто он ходил за выпивкой в соседнюю страну или хотя бы в другой город.
Билл так удобно устроился на диване, что едва не взвыл, когда телефон, лежавший на подлокотнике кресла напротив, зазвонил. Юноша твёрдо решил не подходить и сверлил трубку взглядом издалека, явно желая развить экстрасенсорные способности и узнать, кто с таким маниакальным упорством названивает ему в такой прекрасный день в пятнадцать пятьдесят восемь.
Через сорок восемь секунд телефон замолчал. Билл вздохнул тихонько и отпил виски. Телефон завизжал опять, и юноша вновь уставился на него взглядом голодного удава. Экстрасенсорные возможности он в прошлый раз развить не смог, так что теперь старался пробудить в себе талант к телепатии. Увы! Наш герой оказался не очень хорошим телепатом. И снова телефонная трубка замолчала через сорок восемь секунд.
-Аллилуйя, - произнес в тишину квартиры Каулитц и снова отпил виски. И еще. И еще. А солнечные лучики все лезли и лезли через окно, поближе к Биллу, облизывали пальцы его ног, пробираясь все выше и выше. День вовсю набирал обороты.
В шестнадцать двадцать два Билл Каулитц прикрыл глаза, а уже через минуту он крепко спал, запрокинув голову на спинку дивана и смешно открыв рот…
…А проснулся юноша в восемнадцать двадцать пять от телефонного звонка и оттого, что шея затекла и теперь страшно болела. Осторожно, стараясь особо не двигать головой, наш герой пробирался к трубке. Он напоминал сейчас краба, убегающего от морского прибоя: передвигался так же, бочком. Как уже говорилось выше, шея болела, так что Билл предпочел втянуть её в плечи и сделать вид, что это части его тела вообще не существует.
Добежать до телефона он не успел. Где-то на полпути тот перестал трезвонить, и Каулитц, махнув в сторону аппарата рукой, пошел на кухню. Там он осторожно уселся за стол и начал ждать чуда. Чуда не происходило, и Каулитц, пообещав себе, что никогда больше не будет верить в чудеса, магию и Дэвида Копперфильда, сам приготовил себе кофе (что было проблематично, со втянутой-то шеей и стоя к кофеварке боком).
Когда он пил кофе, снова ворвалась Анна и начала рассказывать что-то страшно интересное и невероятно важное. Важное заключалось в том, что в фирменном магазине АДИДАС началась распродажа, а интересная – в том, что прямо сейчас, в восемнадцать сорок, они должны бежать на эту самую распродажу. Впрочем, всё могло быть наоборот, парень не разобрался.
-Будешь кофе? – вместо ответа спросил Билл, наклоняясь назад всем телом, чтобы посмотреть на девушку. Та села на стул, притронулась ко лбу Каулитца тыльной стороной ладони и снова согласилась на кофе без сахара. И Билл вновь приготовил ей напиток.
В девятнадцать ноль – ноль, когда Анна второй раз за день ушла, забыв, зачем вообще приходила, а шея Билла уже немного отошла, юноша начал собираться.
Он надел черные джинсы (пора бы постирать), черную футболку и черные перчатки с обрезанными пальцами. В язык юноша вставил штангу с черными шариками, а на шею повесил замечательные черные деревянные бусы. Апофеозом его наряда стали черные носки, вытащенные из-под кровати. Наш герой надел кроссовки и, пообещав себе завтра же купить черные чулки, прорезать в одном из них дырку и натянуть на голову, чтобы наряд разбойника был готов, вышел на охоту за своей гитарой.
В девятнадцать сорок пять, когда сердце уже неровно танцевало чечетку в его груди, а зубы стучали, Билл стоял под окнами Тома. В них снова горел свет. Каулитц даже разозлился: чего это мальчишка дома сидит? Мог бы уже и погулять сходить, а Билл бы пока выкрал свою гитару, никого не беспокоя, тихонько и без сцен.
И снова парень не ушел сразу, а сел на лавку и закурил. Хотелось подняться наверх и…
А вместо этого он докурил, встал с лавки и пошел домой.
Чтобы на следующий день прийти снова. Всего лишь для того, чтобы забрать гитару. И точно не потому, что просто хочется прийти.

Глава 6.
I'm just the shadow of the man I used to be
And it seems there's no way out of this for me
I used to bring you sunshine
Now all I ever do is bring you down
How would it be if you were standing in my shoes
Can't you see that it's impossible to choose
(Я просто облако, оставшееся от прежнего меня,
Кажется, что для меня выхода нет.
Я приносил тебе свет,
Сейчас же всё, что я делаю для тебя – плохо,
Как это было бы, будь ты на моем месте?
Неужели ты не видишь, что выбирать не приходится?)

Быстрее от этой квартиры, этого дома и этого человека. Быстрее.
Он сам дал свободу Томасу. Чего он ожидал? Чем думал? Бог бы с ней, с гитарой. Пусть бы оставалась у мальчишки.
Теперь внутри словно разрастался огненный шар. Огромный огненный шар. Разрастался, обжигал внутренности. Дышать не было никаких сил, и Билл остановился, чтобы перевести дыхание. Сердце колотилось так, что казалось, точно выпрыгнет. Хотелось рассмеяться в ответ на ухмылку судьбы, но воздуха не хватало, и Билл просто глупо улыбался, пытаясь надышаться вечерним летним воздухом.
Через некоторое время он всё-таки смог идти дальше.
Его собственная квартира встретила юношу тишиной. Она обрушилась на него, подобно морской волне, утащила в свои пучины, швырнула на диван и, кажется, даже сама поднесла ему виски.
И Билл пил… Пил из горла, глоток за глотком. Давился, но пил. Задыхался, кашлял, отплёвывался, но продолжал пить. Ничего не спасало. Перед глазами стояла увиденная картина.
Юноша никогда не думал, что в нём может быть столько боли. Теперь же, однако, они пожирала его, гладила своей когтистой лапой, прижимала к себе. Он всхлипывал, делал глоток виски и баюкал свою боль, старался ею наслаждаться, потому что по-другому не мог, не умел. Улыбался темноте, разговаривал с тишиной. Тихонько наигрывал что-то на гитаре. Гладил гриф Red Special, зная, что Томас так же прикасался к ней. А может, и не прикасался. Билл всё равно гладил, и через дымку алкоголя ему казалось, что всё снова встало на круги своя.
И он тихонько наигрывал мелодию, и пел песни, и плакал, кажется. И впервые осознавал смыслы тех песен, что пел, и улыбался этим открытиям.
Don't touch me now
Don't hold me now
Don't break the spell Darling, now you are near
Look in my eyes
And speak to me
The special promises I want to hear
Las palabras de amor
Let me hear words of love
(Не прикасайся ко мне сейчас,
Не прикасайся,
Не разрушай волшебство, дорогой,
Теперь ты рядом
Смотри в мои глаза
И говори мне
Слова, которые я хочу слышать:
Слова любви (исп.)
Позволь мне услышать слова любви).
И перед глазами вставал Томас, растрепанный и заспанный, который говорил по утрам о том, как любит его, что он – самый дорогой для него, мальчишки, человек. А Билл смеялся, щёлкал парня по носу и вставал.

Он не мог уснуть. Лежал на горячих простынях, вертелся с боку на бок, фыркал, кусал губы. Закрывал глаза, открывал глаза. Переворачивался с живота на спину и обратно. Не помогало ничего. Тогда юноша плюнул на сон и пошел пить виски дальше. Понадобилось два стакана из второй бутылки, чтобы его начало выворачивать. Билл висел над унитазом, давился, кашлял. По щекам текли слёзы, и он не мог понять, от души это или просто рефлексы. К трем часам ночи желудок успокоился. Билл почистил зубы и сел на диван.
Его тело сотрясала крупная дрожь. Казалось, юношу просто покинуло тепло. С кончиков волос стекали капельки воды. Он уже не помнил, как намочил волосы, умываясь.
Когда в четыре часа утра к нему беззастенчиво ввалилась Анна, он лишь обрадовался. Повернулся к ней, улыбнулся убито и предложил сесть. Девушка, увидев его, схватилась за сердце и принесла горячий чай и одеяло. Билл отверг чай и снова налил себе виски.
-Скажи мне, - через некоторое время произнёс он, - зачем нужны чувства? Почему душевную боль нельзя излечить, просто выпив таблетки? Почему всё так сложно?
-Не знаю, - вздохнула Анна, обнимая юношу зачем-то. Наверное, потому, что его снова начало трясти.
-Почему на сердце нельзя наложить жгут, чтобы оно перестало болеть? – прошептал Каулитц, - Анна, я прочитал так много книг… И теперь я не знаю, что мне делать. Почему так?
-Тихо… Успокойся… Всё хорошо, - девушка прислонилась лбом к груди Каулитца, поэтому голос её звучал глухо, - Всё будет хорошо, знаешь?
-Не будет. Не будет, Анна. Ничего не может быть хорошо, ясно? Я жить, черт возьми, не хочу! Как я ненавижу этот город! Как я ненавижу этих людей! Как я ненавижу этого Тома!
С последними словами Билл швырнул в стену стакан из-под виски.
-Нет. Ты его любишь, - улыбнулась Анна, поднимая голову, - И это самое прекрасное чувство, какое только бывает, - Билл скривился, но девушка продолжила, - не каждому дается такой шанс – любить. А страдания достаются только сильным.
-Я уеду отсюда. Уеду. Совсем скоро. Я не хочу больше жить в этом грязном городе, не хочу. Не могу. Не буду.
Билла снова затошнило. Глаза слезились то ли от недосыпания, то ли от слёз.
Юноша закурил, с наслаждением затянулся. Тошнить стало ещё больше, но ему было не до физического своего состояния.
-Не уезжай, - Билл подпрыгнул, когда понял, что не один в комнате, что находится рядом с Анной, которая, оказывается, тихонько сидела рядом, уже не обнимая его, а обхватив острые коленки. Совсем как маленькая девчонка, - не уезжай. Ты не будешь там счастлив. Один.
-Буду, - упёрто прошипел Каулитц, делая слишком большую затяжку. Сквозь выступившие слёзы прошипел снова, - буду!
-Идиот.
-Проваливай.
-Я хочу здесь остаться.
-А я хочу насладиться своей болью. Так что проваливай. Ты мне мешаешь.
-Ты просто не привык, что может быть кто-то, кто просто выслушает тебя.
-Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.
-Идиот какой-то. Это не жалость, а… Сочувствие? Симпатия? Дружеская любовь?
Билл затушил сигарету и, покачиваясь, встал. Пошел в сторону комнаты. Обернулся на половине пути и ухмыльнулся:
-Поспи со мной по-дружески? Совсем не умею спать один.
Анна пошла следом за парнем, легла рядом. Тот обнял ее, притянул к себе и успокоено засопел.
-Билл…
-Что?
-Как же я тебе завидую.
-Чему тут завидовать?
-Ты любить умеешь. Страдать. Чувствовать.
-Спи.