В зале было жарко, просто жуть. Том то одевает, то снова снимает кепку – нервничает. Густав вертит в руках барабанные палочки, Георг настраивает гитару. Я хожу из стороны в сторону, меряя шагами свой страх. Да, мне тоже страшно. А ведь не в первый раз выступаем.
-Ребята!
«Что это Йосту от нас вдруг надо? Решил позаботиться о нас?»
-У меня к вам интересное предложение. Но нам, естественно, нужно ваше согласие!
-А что за предложение?
-Вы только послушайте. Вы сейчас выбираете пятерых девушек по своему усмотрению. Вы и зал задаете им вопросы, просите их что-нибудь сделать, например, спеть. Определяете победительницу.
-И что мы потом с ней будем делать?
-Я знаю, Том, что ты с ними обычно делаешь, но отнеситесь к этому серьезно! Это же просто находка для нас!
-Тогда давайте возьмем девушку с нами в турне!
Я просто обалдел. Получается, что с нами будет ездить еще какая-то девушка? Я попытался представить себе эту картину, но потрясенное воображение отказывалось повиноваться.
-А что, давайте! Она может петь с нами, выступать на концертах, участвовать в разных фотосессиях и давать интервью...
«Ой, это что, все я сказал? Заткните меня кто-нибудь! Я несу полную херню!»
Йост внимательно посмотрел на нас, а потом махнул рукой.
-Делайте уже, что хотите. Я пошел договариваться.
Прошло полконцерта. Я заметил, что парни все чаще поглядывали на зал. Участниц выбирают, мать твою. Просто смешно. Хотя мне тоже любопытно, что из этого выйдет, но я же занят концертом в первую очередь!
И тут зал замер. Дэйв подал знак из-за сцены. Но надо же как-то завести народ! Я мысленно перебрал в голове весь свой запас английских слов, оставшийся еще со школы, и взревел:
-Итак, Олимпийский, вы готовы?
От дружного ответа толпы у меня заложило уши. Пора спускаться в зал.
-Сейчас я, Георг, Том и Густав выберем 5 девушек, которые появятся на этой сцене!
Нда, немного неудачная фразочка, но им сойдет и так. Фанаты готовы ловить любое наше слово, каким бы оно не было. Поэтому зал завелся еще больше. Я спустился по лестнице, когда Густав и Георг уже рыскали по первым рядам. Том – какая радость! – мог выбрать две девушки, и одну он уже вел за собой. Увидел меня, подмигнул, и пошел дальше. А я понесся по самым задним рядам. Господи, какой же огромный этот Олимпийский! И все-таки я не вижу никого, кто мог бы…
В самой гуще толпы стояла девушка. Почти на голову ниже меня, но стройненькая, с длинными ногами. Темно-каштановые длинные волосы спускаются по плечам, лоб покрыла короткая челка. Огромные грустные глаза были такого же цвета, как и у меня (мелочь, а приятно!). Крупный нос, изогнутые пухлые губы, - девушка была симпатичной, даже очень. На вид ей было лет 15. Она была единственной, кто не тянул ко мне руки с умоляющим видом. Меня это удивило, и я подошел к ней, протянул руку:
-Would you like to come with me, please? (в краткой форме: Пойдем со мной?)
Она молчала, пытаясь успокоится. Ну еще бы – к ней подошел ее кумир, протянул руку, и предлагает пойти с ним. Я повторил свой вопрос, но она не ответила.
-Don’t you understand me? (Ты меня не понимаешь?)
-Oh no, I understand, I’ll go with you! (Нет, я поняла, я пойду с вами!)
Голос у нее был мягкий, приятный. Она говорила на английском так чисто, что мне даже стыдно стало за свой кошмарный акцент. Я взял ее за руку и повел к сцене. Рука у нее была совсем холодной, и я понял, что она сильно испугалась. Я крикнул ей, чтобы она не боялась, но она вряд ли услышала.
Когда мы наконец пробрались к сцене, все уже были там. Я поднялся по лестнице, помог подняться своей спутнице и вместе с ней подошел к остальным. Том осмотрел девушку оценивающим взглядом и слегка кивнул мне головой: хорошенькая. Я посмотрел на других участниц. Что-то у меня смутное подозрение, что выбирать будет не из кого. Только первая девушка была красивая. Но какая-то кукольная, ненастоящая. Да и смотрит она на меня с Томом как-то чересчур восхищенно, с таким неправдоподобным обожанием, что мне неуютно стало.
Мы поспрашивали девушек, узнали их имена. Настоящее имя моей незнакомки я так и не смог произнести, да и она попросила называть ее Мари. После мы стали задавать им вопросы о себе, группе и нашем творчестве. Все в принципе отвечали на вопросы хорошо, но лучше всех Мари и еще одна девушка, Аня, кажется. Тогда Том объявил, что сейчас будет конкурс песни, а потом мы сделаем маленький перерыв, чтобы дать отдохнуть всем участницам.
Почти все спели, кроме Мари. Она захотела спеть последней, наверное, с силами собиралась. А я вообще доволен результатом. Девчонки поют неплохо, но чего-то не хватает. Может быть, я увижу это в последней песне?
Увидел. И обомлел. Мари вышла на середину сцены. Тихонько кивнула нашим ребятам. Они заиграли. Раздались знакомые звуки. “Forgotten Children”. Она запела. Неуверенно, зажато. Но это сначала. Чем дальше она пела, тем увереннее и пронзительнее звучала песня. Зал беззвучно плакал. На ресницах девушки заблестели капельки. Но глаза были широко открыты. Она не боялась своих эмоций. Если она будет плакать, то она будет плакать. Если смеяться – то смеяться. И никто не скажет ни слова. Костяшки ее пальцев совсем побелели. Она слишком сильно сжимает стойку микрофона. Она боится. Слезы не идут. Они застыли в глазах, замерли жидкими звездочками. Но когда смолкли последние аккорды, я увидел-таки одну из этих слез. Мари выпустила из рук микрофон и убежала со сцены.
Я помчался за ней, крикнув по дороге Тому: «Объяви перерыв и ждите меня!». Как хорошо, что Том мой брат! Кто-кто, а уж Том не задаст лишних вопросов. Он просто понимает, что тебе это НАДО, и делает это.
Я нашел девушку в пустом холле. Она сидела на подоконнике, но не плакала, а смотрела на звезды. Я все же поискал платок, но откуда ему было взяться?
-Спасибо, не нужно. Все хорошо.
Она улыбнулась мне. На щеке пролегла дорожка от слезы. Меня так и порывало обнять ее, успокоить.
-Простите, что я так себя веду…наверное, в неудобное положение вас поставила…
Ну зачем, зачем она со мной на «вы»?

-Да нет, что ты! Все отлично!
-Я вовсе не истеричка, ничего такого! Просто в первый раз на сцене…вот так неожиданно…
-Да, в первый раз это страшно. – улыбнулся я. – Но со временем привыкаешь.
-Да уж, вам не привыкать к всеобщему вниманию!
-И вообще, почему мы до сих пор на вы? Давай знакомиться.
-Еще раз?
Она определенно смеется надо мной.
-Ну…короче меня Биллом зовут.
-А меня…просто Мари.
Я протянул ей руку, она ее пожала. Потом несколько минут рассматривала меня своими огромными глазами, как будто в первый раз видит. Потом прислонилась к окну и снова посмотрела на звезды. От ее взгляда у меня возникло странное желание, которое было все труднее подавлять.
-А я тебя другим представляла.
«Она меня решила свести с ума?»
-Каким?
-Ну, знаешь ли…я же тебя видела только мальчиком с обложки.
-А на самом деле я какой?
Она снова повернулась ко мне. И я уже прилагал нечеловеческие усилия, чтобы сдержать себя.
-В том, что ты другой, я и не сомневалась. А вот какой…я же тебя совсем не знаю!
Она так говорила, как будто чего-то боялась. Что же могут за собой скрывать эти грустные глаза? Почему она так странно на все реагирует? Тут ее голос вывел меня из рассуждений.
-Можно тебя кое о чем попросить?
-Конечно.
-Спой мне! Пожалуйста…
Просьба была настолько детской и невинной, что я растерялся. После половины нашего концерта она просит, чтобы я просто спел?
-Спеть? А…ммм…какую песню?
-«1000 Oceans». Тебе же нетрудно? Просто эта моя любимая.
Я расслабился. Все просто. Нужно просто спеть. Какая разница, что будет дальше?
-Какое совпадение, она и моя любимая…
…Когда я закончил петь, Мари сидела на подоконнике, спрятав лицо в ладонях. Подняла голову только через несколько секунд – слегка взлохмаченные волосы, грустные глаза, призрак улыбки на губах – все это сводило с ума, но надо держать себя в руках, не сорваться!
-А теперь можно мне попросить?
-Смотря чего ты хочешь.
В голове бушует ураган, но на это уже наплевать. Пути назад уже не будет. Главное, чтобы она не приняла это всерьез.
-Можно тебя поцеловать?
Кто там говорил, что молчание – в знак согласия?
-А ты уверен?
Вместо ответа я поцеловал ее. Нежно, аккуратно, не слишком резко. На губах чувствовался солоноватый привкус, но это были ее слезы, которые я поспешил собрать языком, стараясь не причинить боли пирсингом. Я так долго не чувствовал этого…когда два человека – одно целое, когда их ничем друг от друга не отлучить…